Когда он приезжал в свой загородный коттедж и сидел во дворе голым во время летней грозы, ему нравилось ощущать свои мышцы, массировать, поглаживать. Мокрое от дождя тело казалось смазанным маслом. Ему нравилось двойное удовольствие: получать ласки и дарить их, руки наслаждались этим, и тело — тоже.
Дверь в помещение ЦООУ он открыл ключом, взятым у Клика. Центральная установка включала в себя системы отопления, вентиляции и кондиционирования воздуха, а также нагреватели воды. Микки включил свет. Перетащил мертвеца через порог. Закрыл дверь.
Длина помещения составляла никак не меньше семидесяти футов, ширина — порядка сорока. Слева стояли ряды высоких, семифутовых теплообменников-охладителей, справа — бойлеры двух типов. Большие обслуживали отопительную систему, предусматривающую отдельный режим работы для каждой квартиры и общественного помещения; поменьше, но тоже большие, — обеспечивали подачу жильцам горячей воды. А вокруг и наверху Микки видел лабиринт труб, клапанов, насосов, контролирующих устройств и другого оборудования, о предназначении которого он ничего сказать не мог.
В помещении, где находилась центральная установка, Том Трэн поддерживал чистоту больничной операционной. Машинный лабиринт урчал, завывал, булькал. Для Микки звуки эти складывались в симфонию. Симфонию эффективности.
Его умершая мать говорила, что человеческие существа — машины, созданные природой в процессе эволюции. Человек мог быть хорошей машиной или плохой, но эта характеристика не имела никакого отношения к морали. Значение имело только одно — эффективность. Хорошие машины выполняли избранную ими работу эффективно, надежно.
Микки полагал себя прекрасной машиной. Убивать другие человеческие машины — такую он избрал себе работу. И эффективность, с которой он ее выполнял, возбуждала и удовлетворяла его даже больше, чем секс. Секс вовлекал других людей, и они всегда разочаровывали его, потому что очень уж уступали ему в эффективности. Они очень уж легко отвлекались на такую чепуху, как привязанность и нежность. Секс ничто не связывало ни с привязанностью, ни с нежностью. Огромные насосы, установленные в этой комнате и трудившиеся без перерыва, знали о сексе больше, чем большинство людей.
Спаркл Сайкс и ее дочь вновь вторглись в его мысли, совсем как та официантка из коктейль-холла пятнадцатью годами раньше. Они не желали оставить его в покое. Приходили обнаженными в его разум. Он гнал их, но они проявляли настойчивость. Он только мог посоветовать им дать задний ход. Им бы лучше перестать его дразнить.
Он оттащил Клика на пустующую середину помещения. Там в пол врезали толстую резиновую прокладку и установили в нее металлический люк. Несколько минут спустя, вернувшись с трупом брата, Микки намеревался поднять люк и отправить оба тела к месту их упокоения, такому глубокому, что их останки никто бы никогда не нашел. Даже кладбищенские крысы поленились бы спускаться так глубоко ради банкета из двух человеческих тел.
* * *
Бейли Хокс
Когда Бейли распахнул дверь лестницы и вышел в коридор второго этажа, доктор Кирби Игнис вскрикнул от неожиданности. Его приятное лицо, несомненно, лицо доброго дядюшки даже в молодости, а в пятьдесят уже тянущее на дедушкино, блестело от пота. Обычно на лице Игниса читалась мудрость и уверенность в себе, но теперь — только тревога, словно он ожидал, что с лестницы в коридор выйдет не Бейли, а кто-то еще, кто-то враждебный, а ведь до этого дня мысль о том, что в «Пендлтоне» существует даже минимальная угроза, не могла прийти в голову никому из жильцов.
— Что случилось? — спросил Бейли. — Что вы видели?
Доктор Игнис достаточно тонко все чувствовал, чтобы правильно истолковать вопрос Бейли.
— Вы тоже что-то видели. Что-то экстраординарное, мужчину в вечернем костюме, возможно, дворецкого, высокого и седовласого, запачканного кровью?
— Где вы его видели?
Игнис указал на пятна крови на ковровой дорожке.
— Он сказал мне, что убил их всех, в том числе и детей. Каких детей? В какой квартире? А потом он… — доктор хмуро посмотрел на стену у двери в квартиру Бейли. — Ну, я не знаю… я не знаю, куда еще он мог пойти…
* * *
Сайлес Кинсли
На первом этаже Сайлес отвернулся от южного лифта, от угрожающих голосов, которые звучали за сдвинутыми створками двери. Они напоминали голоса толпы в некоторых его снах, требовательные, угрожающие, бессвязные. Он не понимал ни единого слова, но тон не оставлял ни малейшего сомнения в том, что цель у этой толпы одна — громить и разрушать. Он вспомнил, как сегодня проснулся и услышал неприятное шуршание за стеной у его кровати. Голоса в шахте вроде бы не имели ничего общего с тем звуком, однако он знал, что причина появления шуршания и голосов одна и та же. Сайлес направился к ближайшей лестнице и спустился по ней в подвал.
Уже слишком старый и тоскующий по Норе, чтобы волноваться за свою жизнь, Сайлес тем не менее тревожился о своих соседях, стремился предупредить их о необходимости покинуть «Пендлтон». Спустившись по лестнице, он осторожно открыл дверь, тихонько, опасаясь столкнуться с монстром, которого Перри Кайзер видел в 1973 году, тварью, которая, несомненно, убила одного из рабочих и теперь могла затаиться здесь, чтобы наброситься на него. Если Эндрю Пендлтон мог ожить в эту ночь после давнишнего самоубийства, тогда кто угодно — что угодно — мог объявиться в этих коридорах из любого периода существования здания.
Короткий коридор Сайлес нашел пустым, дверцы кладовок уходили к грузовому лифту, а в длинном увидел только одного мужчину, который вышел из помещения ЦООУ. Закрыл за собой дверь и торопливо зашагал к далекому северному лифту.
Сайлес не разглядел мужчину достаточно хорошо, чтобы точно сказать, кто это, но чувствовал, что, скорее всего, видит перед собой мистера Микки Дайма. Входя в совет директоров ассоциации Владельцев квартир, Сайлес знал каждого жильца, но не всех одинаково хорошо. Вот и с Даймом он практически не общался, потому что этот мужчина предпочитал держаться сам по себе.
Когда Дайм вошел в кабину лифта и створки двери сомкнулись, Сайлес вышел в коридор и поспешил мимо квартиры управляющего к посту службы безопасности. Постучал в дверь. Никто не отозвался, и он постучал громче. Наконец открыл дверь и вошел.
На стуле перед плазменными экранами никто не сидел. Никто не наливал кофе в нише, которая служила кухонькой. Открытая дверь в туалет позволяла увидеть унитаз и раковину, но не охранника.
Согласно инструкциям, охранник мог покинуть пост службы безопасности только при чрезвычайных обстоятельствах и на пятнадцать минут, в любое время, дважды за вечернюю и ночную смену, чтобы обойти подвал, первый этаж и двор. Но такие обходы проводились после восьми или девяти вечера, то есть не в столь ранний час.
Сайлес заметил на полу влажный красный восклицательный знак рядом с одним из стульев. Наклонился, чтобы получше рассмотреть. Тонкая полоска крови длиной в дюйм. А рядом точка такого же цвета. Кровь пролилась так недавно, что еще не начала сворачиваться, на ней еще не образовалась пленочка. Также на полу в нише для ног охранника под столом, за которым он обычно сидел, лежал поясной ремень с кобурой и пистолетом.
