Этим створкам полагалось перестать закрываться, если человек оказывался между ними — конструкция предусматривала такую меру безопасности, но они сжали Уинни, как челюсти. Не острые — укусить не могли, но достаточно мощные, чтобы сначала выжать из легких мальчика весь воздух, потом раздавить ребра и вогнать их сломанные концы в сердце. Когда мать схватила его за куртку, мысленным взором Уинни уже видел, как кровь хлещет из его носа, струится из ушей, и это настолько испугало его, что он приложил все силы, чтобы вывернуться из западни, и ему это удалось.
Почти удалось. Створки сошлись на запястье его левой руки, сжали больно, и он не мог вытащить кисть. Туайла сунула пальцы в оставшуюся узкую щель, пытаясь чуть раздвинуть створки, чтобы Уинни смог высвободить руку, но ничего у нее не получалось, створки не поддавались. Она кряхтела от усилий и бормотала ругательства, а ведь его мать никогда не ругалась.
Потом — то ли он это себе представил, а может, действительно случилось — он почувствовал, как что-то заползло на оставшуюся в кабине лифта кисть и начало ее исследовать.
— Там насекомое! — крикнул Уинни, нарушив свое же правило никогда не выдавать страх и не давать повода называть его маменькиным сынком, но тут контролировать себя он не мог. — Там, на моей руке, большое насекомое или что-то!
Лапки или антенны насекомого подрагивали между всеми пальцами Уинни одновременно, а также и на ладони и на тыльной ее стороне. Что-то противное, отвратительное, может, большая сороконожка, такая гибкая, что могла легко обвиваться и вокруг ладони и пальцев, а может, множество маленьких насекомых. Уинни не закричал, сжал зубы, подавляя крик, ожидая, что эта тварь — или твари — укусит его или ужалит, тряхнул рукой, пытаясь сбросить насекомое, пытаясь вырваться, но створки только сильнее сжимали запястье, мать пыталась раздвинуть их, ее лицо побагровело от натуги, на шее выступили жилы, и внезапно он освободился и от двери лифта, и от насекомого.
Инерцией Уинни протащило мимо матери, через коридор, спиной он уперся в дверь с табличкой «2-Б», квартиры мистера Дея, в полной уверенности, что сейчас из лифта выйдет что-то невероятно жуткое. Но створки просто захлопнулись. Его мать стояла испуганная, но невредимая, с капельками пота на лице, никакое насекомое не ползло по ее дождевику, приближаясь к лицу.
Они находились всего в тридцати футах от южной лестницы, только так они могли спуститься вниз, не пользуясь лифтом. Туайла наклонилась, чтобы поднять с пола сумочку, на зонтик даже не посмотрела, подтолкнула Уинни.
— Пошли на лестницу.
Может, он понял это интуитивно, может, сказался испуг, то есть он все-таки повел себя, как маменькин сынок, но, подходя к противопожарной двери, Уинни подумал, что эта лестница — ловушка. Что-то ждало их там, на спускающихся по спирали ступенях, и они никогда бы не добрались до первого этажа живыми.
Его мать, похоже, почувствовала то же самое, потому что прошептала:
— Уинни, нет! Подожди.
* * *
Вернон Клик
Вернон настолько сосредоточенно наблюдал за коридором третьего этажа, дожидаясь, когда же этот старый, с обвислым задом Логан Спэнглер вывалится из квартиры сенатора Фогхорна Легхорна,
[25]
что стук в дверь заставил его вскочить. Прежде чем он успел сказать: «Войдите», дверь открылась, и вошел Бейли Хокс. С таким видом, будто комната принадлежала ему и он пришел за арендной платой.
Вернон не любил Хокса, как и любого другого жильца «Пендлтона», и даже больше некоторых. Логан Спэнглер в его лучшей подхалимской манере называл Хокса героем, вероятно, только потому, что тот служил в морской пехоте и побывал на войне, за что ему выдали пригоршню дурацких медалей, скорее всего, за убийство десяти тысяч невинных гражданских, удушение тысячи проституток третьего мира и поджог сиротских приютов. Настоящими героями следовало считать таких, как он, Вернон, тех, кто решался выставить напоказ частную жизнь и постыдные секреты жадных демонов, считающих себя святее других, к каковым, безусловно, относились паразиты, проживающие в «Пендлтоне».
Обыскав квартиру Хокса, Вернон не смог обнаружить никаких постыдных секретов, которые помогли бы закинуть его книгу на первую строчку списков бестселлеров или расширить число подписчиков сайта, который он намеревался создать в Интернете. Но, даже если он и не нашел скандального материала о Хоксе, это не означало, что таких секретов не существовало. Просто убийца сирот оказался невероятно умным по части сокрытия доказательств своих чудовищных преступлений и тошнотворных извращений.
В любом случае Вернон обнаружил массу косвенных улик, свидетельствующих о том, что Хокс далеко не тот герой, каким его представлял себе старина Логан Спэнглер. К примеру, Хокс подписывался на девять финансовых изданий, что указывало на его маниакальное стремление делать деньги. В его винном кулере лежали бутылки дорогого «Каберне», он носил дорогие, сшитые на заказ костюмы, каждый из которых стоил в шесть раз больше очень хороших костюмов, продававшихся в магазинах готовой одежды. Более того, он собирал коллекцию редких радиоприемников с бакелитовым корпусом периода арт-деко. Приличный человек не стал бы столь эгоистично тратить такие большие деньги на себя или на такую никому не нужную ерунду. Хотя Вернон многое знал и о самих сейфах, и о том, как их вскрывать, стоящий на виду сейф Хокса оказался ему не по зубам, а это означало, что там хранятся скандальные материалы. Многое знал Вернон и о компьютерном взломе, но не смог добыть файлы клиентов Хокса, эти файлы оказались очень уж хорошо защищенными. Вернон даже начал думать, что хранятся они в отдельном компьютере, который запирался в сейф каждую ночь, и все потому, что Хокс и его клиенты участвовали в мошенничестве с акциями, в спекуляциях на товарных биржах и наверняка в чем-то и похуже.
Хокс заговорил, едва переступив порог:
— Мистер Клик, я только что видел на северной лестнице человека, который, думаю, тут не живет.
Вновь сев, огорчившись из-за того, что его назвали мистером, как какого-то штатского, Вернон спросил:
— Кого именно?
— Я не знаю, кто она. Но мне хотелось бы, если это не затруднит вас, чтобы вы посмотрели, покинула ли она лестницу на первом этаже или в подвале. Она прошла мимо меня, когда я стоял на площадке второго этажа.
— Если она живет здесь, слежка за ее перемещениями нарушит ее право на личную жизнь.
— Я не думаю, что она живет здесь.
— Но наверняка вы не знаете.
— Послушайте, здесь что-то не так, — Хокс замялся. Глаза его бегали, как, собственно, и должны бегать глаза любого финансового консультанта. — Происходит что-то странное. Я видел ее три или четыре минуты тому назад, но, возможно, она не появится на видео. Меня это не удивит.
