Жизнь, прошедшая на службе в полиции, научила Логана ответственно подходить к применению оружия. Он никогда не доставал пистолет только потому, что возникала опасность конфронтации — лишь когда вероятность конфронтации становилась очень высокой. Если уж оружие вытаскивалось из кобуры, оно, по большей части, пускалось в ход, и далеко не всегда это решение становилось единственно правильным. Логан полагался на навыки, полученные на службе, но отдавал себе отчет, что он человек, а потому способен на глупые ошибки. Поэтому, подходя к двери, он держал руку на рукоятке пистолета сорок пятого калибра, не доставая его из кобуры.
В коридоре его никто не поджидал. В дальнем конце, за аркой, находилась гостиная. Дверь по правую руку вела в кабинет, по левую — в спальню для гостей со своей ванной комнатой. За второй дверью слева находился туалет. Все эти комнаты он уже осмотрел.
На пороге Логан замер, прислушиваясь. Тишину разорвал громовой раскат, чуть приглушенный, поскольку окон в коридоре не было. Когда же он стих, начальник службы безопасности зашагал по коридору, в котором, как ему показалось, воздух угрожающе сгустился.
Сначала осмотрел спальню для гостей и примыкающую к ней ванную. Ничего нового не заметил. Когда открыл дверь стенного шкафа, никто оттуда не выскочил.
И кабинет по другую сторону коридора пустовал. Дальше порога Логан не пошел. За высокими окнами фонари, которые освещали большой двор, подсвечивали серебристые капли дождя.
От двери в кабинет Логан направился к двери туалета, приоткрытой на пару дюймов. Он помнил, что оставлял ее полностью распахнутой, но, возможно, ошибался, через узкую щель между дверью и косяком видел, что свет не такой, как прежде: более желтый и тусклый.
Тишина после громового раската стала звенящей. Все замерло, словно предвещая насилие. Логан почувствовал, как сдавило грудь. Левой рукой он достал из закрепленного на ремне чехла баллончик с перечным газом.
Ногой пнул дверь, которая открывалась внутрь, и увидел, что туалет не такой, как прежде. Обе лампы настенных светильников не работали, одна свешивалась на шнуре. Освещал туалет восемнадцатидюймовый, с неровными краями, диск на потолке, которого раньше не было. Из туалета несло сыростью, воняло плесенью.
На стене слева от двери и на задней, чуть ли не полностью закрывая унитаз, росли два вида грибов, видеть которые раньше Логану не доводилось. От пола до потолка, ряд за рядом тянулись змееподобные трубки, толстые, как садовые шланги. Кое-где они скручивались друг с другом, светло-зеленые, с черными точками. На них кое-где росли кучками поганки того же цвета, со шляпками, диаметром от трех до шести дюймов, на толстых ножках.
Если спальня сенатора трансформировалась вокруг Логана, то эта маленькая комнатка изменилась в его отсутствие. Он никогда не сомневался ни в здравости своего ума, ни в остроте зрения и удивился живости, с которой ухватился за мысль, что в этом месте и в этот самый момент невозможное могло стать возможным. Ему очень хотелось найти разгадку этого феномена. С таким же рвением он когда-то старался раскрыть любое убийство, которое приходилось расследовать.
Еще до того, как туалет вернулся в исходное состояние, Логан убрал баллончик в чехол, висевший на поясе, и взял в руку фонарик. Направив ослепительно-белый светодиодный луч на грибы, переступил порог туалета.
Глава 18
Квартира «1-В»
Раньше, до встречи с демоном в буфетной, Салли Холландер приготовила обед для Марты и Эдны и теперь хотела уйти. Еда стояла в холодильнике, ее требовалось только разогреть. Существо (или призрак, какая разница), которое она видела, могло бродить не только по квартире сестер Капп. Салли не удивилась бы, появись оно перед ней на краю земли, если бы она туда от него убежала. Тем не менее она полагала, что дома будет лучше. Располагая временем, чтобы обдумать случившееся, не слушая объяснений Эдны, одно безумнее другого, она, возможно, смогла бы в достаточной степени успокоиться, и ей хватило бы мужества наутро вновь приступить к работе.
Бейли Хокс предложил проводить ее до квартиры, в которой она жила, на задворках «Пендлтона», в северном крыле первого этажа. Квартира эта принадлежала сестрам Капп, и она за жилье не платила. Сестры хорошо о ней заботилась, и Салли представить себе не могла, что бы она без них делала. Вот почему ей требовалось прийти в себя, и она полагала, что уют и покой комнат, в которых жила, помогут ей в этом.
Салли не считала себя слабой. Ей доводилось попадать в более серьезные передряги, чем встреча с этой тварью в буфетной. Но предложение Бейли она приняла с облегчением и благодарностью.
В кабине лифта, спускающегося с третьего этажа, они не обменялись ни словом о ее экстраординарной встрече, но говорили о сестрах Капп, к которым питали самые теплые чувства. Практически одного возраста, она и Бейли сразу нашли общий язык, стали добрыми друзьями. Он ей нравился, и она полагала, что нравится ему.
Иногда она задавалась вопросом, а как будут они смотреться в паре, но не могла заставить себя сделать первый шаг. Робкой она себя не считала, хотя и признавала, что не пользуется особым успехом у мужчин. А поскольку Бейли связывали с сестрами Капп деловые отношения, Салли решила, что встречаться с ней он может счесть неприемлемым для себя.
Возможно, это и к лучшему. Романтика не принесла ей ничего хорошего, и она отлично обходилась без нее последние двадцать лет. Влюбляться — все равно что падать с обрыва, под которым нет воды, но много камней.
Однажды она побывала замужем. Ее муж, Винс, играл на гитаре в небольшом эстрадном ансамбле, который постоянно приглашали в ночные клубы и на закрытые вечеринки. Иногда Винс начинал пить в перерывах и продолжал наливаться любимым ядом после завершения выступления, и тогда появлялся дома, крепко набравшись. Он хотел секса, но, выпив слишком много, ничего не мог, и в раздражении обращался к тому, что называл «наилучшей альтернативой», оказавшейся физическим и эмоциональным насилием.
В первый раз он захватил ее врасплох. Схватил за волосы, дернул так сильно, что глаза заполнились слезами, принялся отвешивать оплеуху за оплеухой, навалился всем телом, прижав к стене с такой силой, что едва не сломал ей позвоночник. И при этом обзывал ее грязными словами, чтобы не только причинить боль, но и унизить. Все произошло так быстро и неожиданно, что она не смогла дать ему отпор.
Теперь ей не хотелось об этом вспоминать, но какое-то время она думала, что половина вины за тот эпизод лежит на ней. Трезвый Винс, нежный и любезный музыкант, вроде бы не имел недостатков, за исключением ревности, за которую часто извинялся, но пьяный Винс становился мистером Хайдом, накачанным стероидами, и не извинялся ни за что. Когда это случилось второй раз, она попыталась сопротивляться и выяснила, что он гораздо сильнее, чем она думала, а сопротивление только распалило его. Оплеухи превратились в удары, и он наслаждался, избивая ее. Когда закончил и она лежала вся в синяках и окровавленная у его ног, он сказал: «Жаль, что я не барабанщик, а то смог вы выбить зажигательные ритмы на твоей коже». И пообещал убить ее, если она от него уйдет.
