Менее чем через полчаса после начала обувной инвентаризации Спаркл вспомнила одну из сотен историй о смерти от молнии, которые она читала в газетах. Всего лишь несколькими годами раньше, где-то в Новой Англии, в невесту, стоявшую рядом с церковью, за несколько минут до венчания ударила первая же молния, вылетевшая из облаков, даже до того, как на землю упали капли дождя. Вошла молния в серебряную тиару, вышла из пальцев правой ноги. Невеста носила туфли из белого атласа на шпильке. Левая туфля разорвалась на несколько частей, но правая вспыхнула и сплавилась с ее кожей.
Инвентаризация обуви более не отвлекала Спаркл от громовых раскатов, обрушивающихся на «Пендлтон». Внезапно вид туфель напомнил ей о танце смерти матери, исполненном босиком.
Спаркл не хотелось выходить из гардеробной, потому что окон в ней не было. Здесь она не могла видеть грозу, а гроза — ее. Здесь громовые раскаты приглушались наиболее успешно.
Минуту или две она стояла, решая, где еще можно спрятаться от грозы… а потом в дверях возникла Айрис. В двенадцать лет девочка напоминала Спаркл миниатюрностью и тонкими чертами лица… в остальном же — ни в коей мере. Светлые волосы у Спаркл, черные, как вороньи перья, у Айрис. Синие глаза у матери, ярко-серые у дочери. Светлая кожа у первой, смуглая — у второй.
Айрис лишь одно мгновение пристально смотрела на Спаркл, а потом перевела взгляд на плюшевого кролика, которого качала на руке, словно человеческого младенца.
— Гроза тебя испугала, сладенькая? — спросила Спаркл, озаботившись, что ее тревога негативно повлияет на девочку, которая и без того находила мир таким страшным, что едва могла с ним контактировать.
В хороший день Айрис произносила меньше ста слов, многие дни — ни одного. Особенно она не любила отвечать на вопросы. Воспринимала их как грубое вмешательство в ее личную жизнь, и личико девочки часто кривилось гримасой душевной боли.
Нежным, но при этом серьезным голосом девочка ответила: «Мы теперь собираемся на луг, чтобы обсохнуть на солнышке».
Никакого луга на улице Теней не просматривалось, да и солнце не светило в этот отвратительный день. Но Спаркл поняла смысл слов девочки: сначала она испугалась, но теперь не боится. Айрис процитировала фразу из сказочной повести «Бэмби»,
[11]
произнесенную матерью знаменитого олененка после ужасов грозы. Девочка прочитала книгу десятки раз — как все из ее любимых — и многое помнила наизусть.
Глядя на игрушечного кролика, Айрис нежно погладила его мягкую мордочку. Кролик, казалось, пристально смотрел на Спаркл, только глаза его блеском и выразительностью заметно уступали глазам ее дочери, когда та удостоила мать короткого взгляда.
Едва Айрис повернулась и пошла через спальню к коридору, Спаркл едва не рванулась за ней, чтобы погладить лицо дочери, как та гладила мордочку кролика, обнять девочку и прижать к себе. Но прикосновения не приветствовались. Айрис могла терпеть прикосновения только в определенном настроении, а уж объятья не выносила. Попытка обнять привела бы к тому, что девочка отпрянула бы, начала вырываться. Возможно, начала бы кричать и зло отмахиваться, хотя истерики она устраивала гораздо реже, чем некоторые дети-аутисты.
Только каждый шестой из таких детей мог жить самостоятельно, став взрослым. Хотя Айрис обладала уникальным даром, она, возможно, не входила в эту шестую часть. Ответ могло дать только время.
Иногда ребенок-аутист обладал какой-нибудь необыкновенной способностью, мог запоминать и повторять огромные тексты или в считаные секунды проделывать в уме сложные вычисления, причем без специальной подготовки. Некоторые могли сесть за пианино и тут же начинали мелодично играть, даже читали и понимали ноты, хотя видели их впервые.
Айрис, возможно, обладала редчайшей способностью среди этих аутистов-гениев: она интуитивно улавливала связь между фонемами, базовыми звуками, из которых строится и язык, и печатное слово. Однажды, в пять лет, она взяла детскую книгу… и тут же начала читать. Учить ее не пришлось, потому что, глядя на слово, она слышала в голове его звучание и знала его значение. Если она видела какое-то слово впервые, то открывала словарь, узнавала, что оно означает, и больше уже не забывала.
Семь лет спустя словарный запас Айрис превышал словарный запас ее матери, хотя речью она практически не пользовалась. Но ее странный дар был ее надеждой, во всяком случае, так думала Спаркл. Книги значительно расширяли мир Айрис, предлагая ей дверь из узкой комнаты аутизма, но никто не мог сказать, куда эта дверь может ее привести.
Когда Айрис исчезла из поля зрения, гром грянул с такой силой, что возникло ощущение, будто в гардеробной взорвалась бомба. Гроза воевала с городом.
Спаркл услышала, как повторяет свое имя, снова и снова, словно заклинание, способное отвести беду. Она помнила, как ее мать, Уэнделина, говорила ей, что это волшебное имя для особенного ребенка. Syke, говорила она, древнее шотландское слово. Так называли узкую, но быструю речку. Сочетание Спаркл Сайкс тоже являлось магическим: многие речки, быстро несущие свои чистые, прозрачные воды, искрились изнутри, зачаровывали и заколдовывали.
Какое-то время восьмилетняя Спаркл думала, что убила отца магией, порожденной любовью.
Мердок Сайкс, высокий, и сильный, и красивый, с густыми волосами, которые поседели еще до того, как ему исполнилось тридцать лет, обожал фотографию и полагал, что уже вышел из любителей, пусть еще и не достиг уровня профессионалов. По воскресеньям он отправлялся в долгие прогулки по лугам и лесам Мэна, фотографировал то, что встречалось на пути, но фотографии эти производили впечатление, будто Природа открывала свои тайны только ему, показывала недоступное другим.
В последний день своей жизни он возвращался домой раньше обычного, потому что грозовой фронт на несколько часов опередил прогноз синоптиков. Выйдя из леса, он пересек дорогу и направился к их дому, построенному на обрыве над морем, загорелый и мускулистый, с белоснежными волосами, которые трепал ветер. Кожаная сумка с фотоаппаратом висела на плече, футболка цветом не отличалась от волос, брюки цвета хаки он заправил в высокие туристические ботинки. Отец казался не обычным человеком, а храбрым путешественником, возвращающимся из самого дальнего уголка мира… или богом.
Спаркл ждала его на переднем крыльце. Увидев любимого папочку, вскочила с кресла-качалки и энергично замахала рукой. Она бы побежала к нему, чтобы встретить у самого края лужайки перед домом, но в этот самый момент громыхнул гром, и с неба упали первые большущие капли дождя. Они расплылись по асфальту, пригнули траву, застучали по деревянным ступеням крыльца, словно бусины из порвавшегося ожерелья.
Вместо того чтобы ускорить шаг, Мердок Сайкс пересекал широкую лужайку с таким видом, будто дождь радует его ничуть не меньше солнца и он не просто любит природу, но и командует ею.
