— Не успокоилось? Спустя сто лет? — удивился я.
Шринк сложила пальцы домиком.
— Крупные создания внизу пробуждаются медленно, Малыш.
И медленно успокаиваются.
Я сглотнул ком в горле. Во всех старых городах мира
существует свой вариант Ночного Дозора, и все они нервничают, когда граждане
ведут земляные работы. Асфальт существует по очень веской причине — чтобы
проложить что-то твердое между нами и созданиями, обитающими в подземном мире.
— Не исключено, что новое рытье вскрыло нижние
слои, — продолжала Шринк, — и нечто очень древнее полезло наверх.
— Думаете, они вскрыли крупное скопление крыс?
Ни тот ни другая не ответили.
Помните, что я рассказывал о крысах — разносчиках нашего
заболевания? Как «семья», потерявшая инферна, сохраняет паразита в своей крови?
Такие «семьи» могут долгое время после смерти своих инфернов передавать заболевание
от поколения к поколению. Старые города носят паразита в собственных «костях»,
вроде того как ветряная оспа живет в вашем позвоночном столбе на протяжении
десятилетий, дожидаясь, пока вы состаритесь и она сможет вырваться наружу
ужасными волдырями.
— Центр здоровья, да? — Я покачал головой. —
Вот, оказывается, из-за чего все неприятности.
— Возможно, это нечто большее, чем скопление крыс, Кэл.
Возможно, нам придется столкнуться с созданиями крупнее крыс и инфернов. —
Шринк помолчала. — И потом… есть же владельцы.
— Владельцы? — спросил я.
Человек из архива бросил взгляд на Шринк, а она посмотрела
на меня.
— Первые поселенцы, — сказала она.
— Вот дерьмо!
Кое- что о носителях Ночного Дозора: они особо неравнодушны
к семьям, именами которых названы старейшие улицы города. В 1600-х Новый
Амстердам был маленьким городком, на несколько тысяч человек, и все приходились
друг другу кузенами, или дядями, или работниками по контракту. Преданность
уходит корнями далеко в прошлое, она в крови.
— Кто это? Бурамы? Стайсы?
Глаза Шринк превратились в щелочки, рука сделала
неопределенный жест в сторону полузабытого мира за стенами дома.
— Если память мне не изменяет, Джозеф когда-то жил на
этой самой улице. И Аарон построил свой первый дом на Годден-хилл, там, где
сейчас пересекаются Голден-стрит и Фултон-стрит. А ферма Медкефа Райдера была
чуть севернее — он выращивал пшеницу на поле позади Зеленой улицы, хотя в наши
дни это поле носит название Таймс-сквер. И в Бруклине они имели другие участки
обрабатываемой земли. Славные были парни, эти Райдеры, и, уверена, Ночной Мэр
поддерживает отношения с их потомками.
Я с трудом смог заговорить.
— Райдеры, вы сказали?
— Да, — подтвердил парень из архива.
Я снова сглотнул.
— Мою предшественницу зовут Моргана Райдер.
— Ну, тогда у нас точно проблема, — сказала Шринк.
Парень из архива — его, как выяснилось, звали Чип — отвел
меня вниз, в свой крошечный кабинет.
Мы занялись изучением истории туннеля метро Хобокена,
которая оказалась гораздо более волнующей, чем вы можете себе представить.
— Первый инцидент произошел в тысяча восемьсот
восьмидесятом, погибли двадцать рабочих, — сказал Чип. — Во время
второго, в тысяча восемьсот восемьдесят втором, погибло чуть больше.
Предположительно в обоих случаях произошли взрывы, в доказательство чего
компания продемонстрировала куски тел.
— Удобно, — заметил я.
— И зрелищно. — Чип усмехнулся. Вне пристальных
взглядов бездушных кукол Шринк он мог позволить себе маленькое нарушение в виде
смеха. — В результате проект заморозили на два десятилетия. Инциденты
зафиксировали и в Джерси, но на этой стороне реки мы никогда не верили в их
«легенду».
— Почему?
— Существуют древние туннели, проходящие через скальную
породу в этих местах. Однако вокруг туннеля подземки они… новее. — Его
палец заскользил вдоль туннеля по разложенной на столе светокопии. —
Заметь, Кэл, если сложить число всех растений и животных, существующих под
землей, получится больше того, что обитает наверху. Около миллиарда организмов
в каждой щепотке почвы.
— Да, но никто из них не велик настолько, чтобы сожрать
двадцать человек.
Он понизил голос.
— Однако именно это и происходит после того, как
человека похоронят, Малыш. Твари в земле сжирают его.
«Великолепно! — озлился я. — Теперь уже архивист
называет меня Малышом».
— Ладно, Чип. Однако черви не едят человека, пока он
жив.
— Существует пищевая цепочка, и что-то должно быть на
ее вершине.
— У вас, так я понимаю, нет никаких зацепок?
Чип покачал головой.
— Почему же? Есть зацепки. Эти туннели очень похожи на
те, которые прорывают земляные черви.
Я нахмурился и опустил взгляд на светокопии дома Ласи.
Выполненные тонкими линиями эскизы — точно масштабированные, усыпанные
крошечными символами — демонстрировали исключительно очертания ходов,
прорезанных в почве человеческими машинами. Ни намека на то, с чем
сталкиваешься, опустившись под землю.
— Думаешь, там живут гигантские черви? Мне казалось, вы
у себя в архиве склонны немного больше… придерживаться фактов.
— Ну, да… нам приходится читать много странных материалов. —
Он ткнул ручкой на край уровня с пометкой «Фитнес-центр». — Кто-то, должно
быть, заметил вот эту несуразность — и не поленился заполнить огромную форму
эс-тэ пятьдесят семь. — Он постучал ручкой. — Выемка грунта
происходила слишком глубоко, чтобы воспринимать это спокойно. Всего несколькими
ярдами выше вытяжной системы метро. Малейшее отклонение от этих планов, и они
соединились бы.
— Соединились с чем?
— Ты когда-нибудь видел большие вышки у реки?
Вентиляторы около восьмидесяти футов в поперечнике круглые сутки всасывают там
воздух. Плохо.
— Воздух плохой?
— Они качают туда кислород! — Чип покачал головой
и с видом отвращения бросил ручку на планы. — Это все равно что лить
удобрения на сорняки. Нехватка кислорода — фактор, ограничивающий рост подпочвенного
биома!
— Ах, значит, твари растут. Однако, в конце концов, эти
«взрывы» в Джерси произошли сто двадцать лет назад. В наше время мы просто
говорим «крысы», правильно?
— Наверное.
— Наверное. Замечательно.
Стоя здесь в полутьме, я внезапно осознал, что вообще-то мы
с Чипом прямо сейчас находимся под землей и над нашими головами тонны
скрепленных известковым раствором кирпичей. Под потолком поскрипывал
вентилятор, нагнетая кислород; без трепещущего света флуоресцентных ламп здесь
было бы слишком темно даже для моих глаз инферна. Ниже лежала враждебная
территория — место для трупов, и червей, и более крупных тварей, пожирающих
червей, и еще более крупных тварей, пожирающих этих тварей…