Утром Рупор обнаружил, что полысел. Череп стал гладким, как полированное черное дерево, и мальчик долго с недоумением тер ладонями затылок. Нецки, расхаживая по сараю и разбрасывая палкой траву, произнес:
– Елена Прекрасная полюбила Чернояна.
– Почему полюбила? – удивился Ян.
– Елена увидела, как Злобагир рвет волосы Чернояна, решила помочь ему. По-своему.
У насеста, пока Нецки чистил Омнибоса, Рупор стоял в ожидании приказов. Возле набитых костяной пылью пузырей собрались мужчины и несколько самых сильных женщин. Подошли бригадиры с Багир во главе, но Ян на них не обратил внимания – задрав голову, он смотрел вверх, где, овеваемые мутными потоками, в сторону города плыли чинке. Роговые панцири накрывали раздутые изумрудные брюхи, сквозь полупрозрачную оболочку виднелись темные внутренности, по бокам свисали толстые, шевелящиеся на ветру отростки. На отростках болтались воздушные пузыри. Рупор стоял и смотрел, разинув рот, пока Багир не стукнула его в живот. Мальчик разинул рот еще шире, упал на колени, пытаясь вздохнуть. Бригадир спросила: «Куда делись твои волосы?» – и отошла, потирая руки.
Сзади донесся тонкий писк, все обернулись – сквозь туман к ним ползла гусеница. Между выдвинутыми до предела бритвенными пластинами стояли те, кого в Бра прислали из поселения Гор.
Прошелестев колесами, Елена Прекрасная остановилась рядом с Рупором. Нецки чистил неподвижного Омнибоса, бригадиры и поселенцы рассматривали гусеницу. Наклонившись к тележке, мальчик прошептал:
– Спасибо.
Елена качнулась и покатила к очищенному от налета пану.
За пластинами бритвенного периметра находились в основном старики, но когда гусеница проползла дальше, Ян увидел, что вся ее задняя часть заполнена детьми. Услышав громкое сопение, Рупор покосился на Багир. Та стояла рядом, тяжело дыша, и не моргая смотрела на детей.
Рупор бочком, стараясь не шуметь, отошел от нее и остановился возле пузырей. Наполняющую их костную пыль последние пару дней спешно собирали согнанные со всего Бра поселенцы. Работа была не сложная, но кропотливая – некоторые кости не сгорали, их приходилось выбирать из пыли, чтоб не попали в пузыри.
Стоя на безопасном расстоянии от Багир, Ян наблюдал за ее лицом. Когда гусеница подползла к газовому бараку и, накренившись, втянула в себя часть пластины, чувства переполнили женщину. Багир всем телом подалась вперед и сжала кулаки. Глаза ее, почти вылезшие из орбит, впились в детей, которых гусеница сбрасывала в барак. Губы разжались, Багир что-то прошептала.
Газовый барак отличался от остальных построек, чьи стены поселенцы делали из облепленных глиной и грязью веток. Его доставили и установили паны. Барак сначала был маленьким, с мягкими стенками, но постепенно вырос и затвердел. Состоял он из жестких кожаных сегментов, плотно прилегающих друг другу, с отверстиями, от которых в сторону города тянулись гибкие трубы.
Гусеница сбросила последних людей и пронзительно запищала. Сегменты сдвинулись, закрывая проход, покрытые слизью трубы напряглись и приподнялись, пропуская огненный газ. Багир издала хриплое «архх!» и зажмурилась в тот момент, когда, приглушенные кожаными стенами, почти неслышные крики донеслись из барака.
Против обыкновения, гусеница сразу не уползла в Гор, а встала возле поля костей и полностью убрала бритвенный периметр. Когда Омнибос высветил приказ, Багир перевела его, а Рупор прокричал, поселенцы стали складывать набитые костяной пылью пузыри на твердую широкую спину.
В тот вечер Багир, выпив три чашки тележкиной жижи, попыталась схватить Рупора за волосы. Не обнаружив их, бригадир вывихнула ему левое запястье и ушла.
Нецки бродил по сараю, шуршал соломой, задевал зигзагом низкий потолок и беспрерывно бормотал, а Ян лежал в углу и стонал. Елена подкатила к нему, пощекотала темя. Рупор увидел, что между прутьями сетки проросли две совсем маленькие, словно младенческие, розовые ручки с короткими пухлыми пальчиками. Ян сначала испугался, но ручки казались совсем безобидными. Он потрогал одну. На ощупь она была непривычно-мягкой, совсем без кожи – просто густая розовая пена, принявшая форму человеческой руки.
– Как ты это сделала? – спросил Рупор. Елена, покачиваясь, гладила его по лицу.
– Становится холоднее, – прозвучал голос.
Ян, вздрогнув, посмотрел на Нецки. Старик теперь не расхаживал по сараю – присев на корточки, он скатывал между ладонями валик из загустевшей жижи. На полу, рядом с широким плоским камнем, горкой лежало еще несколько валиков. Нецки взял второй камень и несколько раз ударил им. Сумрак сарая озарил сноп искр. Валик из жижи вспыхнул, от него занялись другие, и вскоре на полу горел бледно-розовый костер.
– В жидком состоянии жижа горит еще лучше, – сказал Нецки.
От костра по сараю разошлось тепло. Мягкие ручки коснулись лба Рупора, погладили ухо, щеку.
– Откуда у нее это взялось? – повторил мальчик.
– А? – Нецки поднял голову, разглядывая Елену. – Довольно аморфная субстанция, не правда ли? Разве ты никогда не видел, как они делают это?
– В Бра давно нет ни одной тележки.
– Ну да, эта атмосфера для них губительна. Их жижа… я думаю, в нормальном состоянии они не должны выделять ее. Они медленно истекают ею и в конце концов умирают. Тележки могут выращивать вот такие органические манипуляторы вроде рук. Я даже знал одну, которая научилась говорить. Она много чего мне рассказала…
Рупор приподнялся, в свете костра разглядывая Елену. Прутья глубоко вдавливались в плоть и, должно быть, причиняли непрерывную боль. Тележка опять погладила его, а затем ручки начали медленно терять форму и втягиваться обратно.
– Сетка делает ей больно? – спросил Ян, подползая поближе к костру.
– Вся их жизнь на этой планете – сплошная боль.
Они помолчали, греясь.
– Вокруг есть что-то еще? – произнес мальчик. – Кроме поселений?
Нецки сел, поджав под себя ноги. Палку он положил рядом и обхватил себя за плечи.
– Еще есть город. Ты же слышал про город…
Из темноты, что царила за хлипкими стенами сарая, донеслось протяжное басовитое гудение.
– Ваш газовый барак, – пояснил Нецки. – Перекликается с другими по трубам. Или, может, подает сигнал Тамберлогу. Знаешь про Тамберлога? Нет, не спрашивай, я сейчас не буду рассказывать о нем. Он стоит… то есть живет на краю города.
– А что там еще есть?
– В городе? Сейчас ничего хорошего. Развалины, обжитые панами. Тебе мало лет, ты не знаешь, как было раньше. Но те, кто старше, они помнят… помнят другие места. Там, в городе, были музеи. Статуи, картины… Если когда-нибудь попадешь в один из них, увидишь, как выглядят эти другие места.
Ян уже понял, что внутри старика живут два разных человека. Одного звали Нецки, он выкрикивал бессвязные фразы, расхаживал везде с палкой и чистил своего пана. Нецки был не злой, но и не очень-то добрый, он мог походя ткнуть Елену зигзагом. Второй, имени которого Ян не знал и которого про себя называл Дядей, нравился мальчику больше – он не был таким равнодушным, как Нецки. А еще он отвечал на вопросы, хоть чаще всего и говорил в ответ непонятные слова. Нецки всегда был днем, а Дядя появлялся лишь в темноте, поздним вечером или ночью.
