Керенский налил жене чаю и присел рядом. Глядя, как ее длинные пальцы помешивают ложечкой сахар, Александр Федорович собирался с мыслями.
— Саша, что происходит? — вдруг спросила Ольга. — Последние дни ты так сильно изменился. Но я вижу, что тебя что-то мучает. У тебя роман? — Жена пристально на него посмотрела.
С давних пор Александр Федорович завел себе правило: абсолютно искренне отвечать на все ее щекотливые вопросы. Правило это не раз выручало Керенского. Хотя супруга не всегда верила его честным ответам.
— Оленька, мне нужно с тобой поговорить, — не отвел взгляда Александр Федорович. — Романа никакого нет, конечно же. Это вздор, и выбрось его из головы. Но у меня действительно серьезная проблема. — Пальцы сами тянулись к Орлу, лежащему в кармане халата. Но Керенский сдерживался. Воздействовать на жену не хотелось. — И мне нужна твоя помощь, Оля.
Длинные ресницы Ольги Львовны вздрогнули. Взгляд сделался настороженным.
— И чего же ты хочешь?
Керенский утер пот со лба и медленно опустил руку в карман. Орел выскальзывал из пальцев, словно противился его воле.
Александр Федорович наконец вытащил птичку и опустил ее на хлопчатую скатерть.
— Что это, Саша? — Рука жены потянулась к фигурке. — Откуда у тебя такая прелесть?
Керенский перехватил ее руку. Накрыл своей ладонью.
— Оленька, — как можно серьезнее произнес он. — Это магический артефакт. Я им околдован. И я хочу, чтобы ты развеяла чары.
Жена на мгновение зажмурилась, а потом прыснула смехом в кулачок.
— Саша! Опять твои розыгрыши! — утирала она с ресниц выступившие слезы. — И это в четыре ночи! Пойдем лучше спать, — начала она было подниматься из-за стола, но натолкнулась на умоляющий взгляд мужа.
— Оленька! — упавшим голосом прошептал Керенский. Пальцы его до белизны в костяшках сжали столешницу, будто невидимая волна отлива тащила его от спасительного берега в гибельную пучину. В коридор. К телефонному аппарату. — Это несложно. Сделай, как я прошу! Пожалуйста!
Ольга Львовна в недоумении уселась за стол.
— Ну если для тебя это так важно, — пробормотала она. — Что я должна делать?
Керенский облизал губы.
— Сожми фигурку в кулаке. Сосредоточься. А потом скажи мне: «Ты не должен возвращать Орла Сиднею Райли. Оставь фигурку себе».
Зрачки Ольги Львовны удивленно расширились:
— А кто такой…
— Прекрати, — сдавленно прорычал Керенский. Он почувствовал, как забилась, затрепетала на виске вена. — Просто сделай это!
— Ну хорошо, хорошо, — поспешила успокоить его жена. — Раз для тебя это так серьезно…
Тонкие пальцы аккуратно подняли фигурку и сжали в кулаке. Ольга Львовна закрыла глаза.
В столовой сделалось тихо. За окном вдруг завыл ветер и бросил в стекло горсть снежной крупы. Мигнула электричеством лампочка.
— Александр Федорович Керенский! — торжественно произнесла Ольга и открыла глаза. Один из них светился зеленью, другой сиял аквамарином. — Ты не должен возвращать Орла Сиднею Райли. Оставь эту фигурку себе!
Керенский замер. Он боялся даже дышать. В голове вдруг словно натянулась звенящая струна. Потом она лопнула, и все стихло.
Он робко прислушивался к наступившей внутри пустоте. Ни намека на Сиднея Райли. Ни единой цифры из номера его телефона.
— Ну как? — лукаво улыбнулась Ольга. — Ты доволен?
Керенский рассеянно кивнул.
— А эта фигурка заставит сделать все, что я попрошу?
Александр Федорович прищурился на жену. Она явно пребывала в игривом настроении духа.
— А чего бы ты пожелала? — вскинул бровь Керенский.
Ольга Львовна кокетливо улыбнулась и протянула к его лицу руку. Пальцы жены нежно тронули прилипшие ко лбу пряди.
— Ты у меня, Саша, теперь человек важный, — мило прощебетала она. — Не идет тебе эта стрижка.
— В смысле? — опешил Керенский. Такого поворота он никак не ожидал.
— Носи волосы бобриком, — уверено продолжала жена. — У тебя такой лоб высокий, а ты его прячешь! Да и будет казаться, что волос гуще… — Ольга подошла, поцеловала мужа в макушку и положила на стол перед ним Орла. — Пойдем спать, мой зачарованный принц. А то скоро уже мальчишек поднимать пора.
Керенский в одно движение спрятал фигурку в карман и встал у зеркала.
— Ты думаешь, так и впрямь лучше? — Александр Федорович откинул волосы со лба. Придерживая пряди ладонью, он разглядывал свое отражение.
— Несомненно! — Ольга подошла сзади и обняла. Подбородок уткнулся в плечо. Губы жарко прошептали на ухо: — И смени пиджак на френч. Тебе очень пойдет военная форма.
* * *
— Ваше величество! Ваше величество! — второпях старичок не надел даже шапки.
Государь повернулся, так и не сойдя с последней ступеньки на землю. Камердинер с удивительной для его возраста прытью мелькнул меж колонн и уже мчался вниз по лестнице.
— Алексей Егорович, ну что же вы, голубчик! — строго отчитала его Аликс. — Вы же простудитесь! Мороз-то какой!
Император глянул на низкое серое небо. Градусов двенадцать от силы, но супруга была права — пожилой камердинер рисковал заработать пневмонию, выскочив на промозглый ветер неодетым.
— Ваше величество! — Алексей Егорович протянул государю скомканный платок. — Истопник из золы достал. В спальне вашего величества.
Николай автоматически развернул находку. На белоснежном и накрахмаленном платке лежал Кот. Серебристая фигурка словно только что вышла из-под рук ювелира. Огонь камина не оставил на ней никакого следа.
Сердце больно ударило в ребра государю.
— Что там, Ники? — опять сунула свой длинный нос в не свое дело Аликс.
— Пустяки, — хрипло ответил Николай. Он скомкал платок и опустил фигурку в карман шинели. — Безделица.
Государь надвинул папаху на глаза и, подхватив супругу под локоть, спешно зашагал к авто. Дочери засеменили следом. Последним шел печальный цесаревич. В руках он нес букет белых цветов.
Машина недолго катила по Царскому Селу. Миновав Ламской павильон, авто забрало направо и, обогнув по дорожке овальные пруды, выбралось через узкую полоску дикой рощи Александровского парка к полю.
На небольшом возвышении у самых елей стояла недостроенная деревянная часовенка. Свежий сруб не успели выкрасить, но маковка блестела на случайно выглянувшем меж туч солнце. Государь перекрестился.
Погода наладилась. Небо сделалось ярко-голубым. Все вокруг наполнилось сиянием: сверкающее солнце, искрящийся алмазной россыпью наст придавали печальной картине торжественности.
У входа в часовню стоял полицейский фургон. Скучившиеся поодаль казаки царского конвоя, завидев государев мобиль, побросали папироски и вытянулись во фрунт.