Сама королева восседала в кресле посреди комнаты с таким видом, будто это был трон в зале для аудиенций. Её взгляд, а ещё больше — нежданное присутствие свидетеля сразу дали Марвину понять, что немилость, в которую он впал, окончательна и бесповоротна. Почему-то сейчас его это почти не беспокоило.
Когда дверь за сопровождающим закрылась, Марвин медленно и глубоко поклонился. Королева молча приняла приветствие, не ответив на него, а граф слегка кивнул, не отрывая мешочка с золотушницей от ноздрей. Не будь его здесь и не будь Ольвен столь надменна, Марвин заговорил бы первым. Но сейчас он не смел нарушить этикет. Почему-то он сомневался, что его дерзость понравилась бы Ольвен так же, как прежде.
Она оценила его смирение и, помучив неуютной паузой, наконец изрекла:
— Рада вашему возвращению, сэйр Марвин. Как ваше самочувствие? Чем вы меня порадуете?
— Я теперь не склонен радовать кого бы то ни было, моя королева, — сказал Марвин. — Прошу меня великодушно простить.
— Снова простить, сколько можно? — фыркнула Ольвен и, негромко засмеявшись, повернулась к бездельничающему графу. — Вы помните этого молодого человека, Фредрик? Это Марвин из Фостейна. Я дала ему поручение, а он, похоже, собирается сказать, что не выполнил его.
— Я бы на его месте поостерёгся, — хмыкнул королевский кузен. Он всё так же тёр ноздри кулаком, но взгляд его тёмных глаз обратился на Марвина, и того снова охватила глухая тревога. — Да, я припоминаю. Марвин из Фостейна, неоднократно отличившийся во множестве славных сражений… И турниров.
— А также кулачных боёв, — добавила Ольвен. — Я велела ему жениться, не видя другого способа утихомирить этого безумца. И вот теперь он, кажется, снова меня ослушался!
— Правда? — полюбопытствовал граф Алектио, не сводя с Марвина пытливого, неприятного взгляда. Марвин много бы дал, чтобы знать, что он, бесы его забери, здесь делает.
Но отмалчиваться дальше стало невозможно.
— Это так, ваше высочество… и ваше величество. Я не смог выполнить приказ моей королевы по причине гибели моей невесты, Гвеннет из Стойнби.
«Она знала, — мгновенно понял Марвин, увидев, как блеснули её глаза. — Проклятая сука, она знала! » Ну конечно, у неё ведь наверняка полно шпиков. От этой простой, но запоздалой мысли Марвина захлестнула ярость. Ну что ж, тогда она и о Лукасе из Джейдри, без сомнения, осведомлена. Тем лучше… наверное.
— Какой ужас! — воскликнула королева. — Бедняжка, такая молоденькая! Как же это произошло?! Она болела?
— Она… — Марвин вдруг понял, что не знает, как объяснить, что случилось в Хиртоне. И главное — не имеет ни малейшего желания объяснять это ни Ольвен, ни тем более королевскому кузену. Но отвечать было надо, и он ответил:
— Она была убита, ваше величество.
— Чудовищно! Как, кем? Смею верить, вы отомстили за неё?
«Она же смеётся надо мной, — в бессильной злобе думал Марвин, глядя на её картинно заломленные бровки. — Хочет, чтобы я рыдал у её ног, убиваясь горем, а заодно молил о милости и утешении». Но Марвин не стал бы ломать комедию, даже не будь здесь лишнего свидетеля. На это у него просто не осталось сил.
— Ещё нет, — ровно ответил он. — Но я непременно сделаю это.
— Непременно сделайте, — сказал граф. — Убийцы молодых красивых женщин должны отправляться к Ледорубу. А вы, мессер, примите мои искренние соболезнования.
— И мои, — поспешно кивнула Ольвен. — Надо же, какое несчастье! Как это пережили её бедные родители?
Сука… ты же знаешь, как они это пережили. Наверняка знаешь, что Клифорда Стойнби при известии о гибели дочери разбил паралич. Он лишился речи и, когда Марвин зашёл к нему попрощаться, только смотрел на него с такой ненавистью, что у Марвина ноги в землю вросли… Сэйр Клифорд так и не узнал, как это случилось, Марвин не стал ему рассказывать — он вообще не задержался в Стойнби, только отдал тело Гвеннет и уехал в тот же день, даже не поев с дороги. Ему бы под этой крышей кусок в горло не полез. Да, правильно, всё правильно, он виноват в её гибели. Хотя это и не он открыл окно… Но в этой мысли было что-то тревожащее — неуверенность, растерянность и невысказанный вопрос. Если бы, убив Лукаса из Джейдри, Марвин мог избавиться от этого чувства, он бы умер сам, но сделал это. Однако он знал — теперь уже знал — что это ничего не решит. Поэтому Лукас был жив до сих пор, как и Марвин, а Гвеннет — мертва.
— Её отца хватил удар, — сухо ответил Марвин. — Лекарь сказал, он проживёт не больше месяца.
— Ужасно, ужасно, — всплеснула руками Ольвен. — Но что же это выходит, сэйр Марвин? Я ведь обещала, что казню вас, если вы не привезёте мне молодую жену. А обещания свои королеве должно держать. Какая незадача!
Серьёзность, с которой она говорила всё это, встревожила Марвина куда меньше, чем по-прежнему пристальный взгляд графа Алектио. Тот бросил нюхать золотушницу, видимо, введя себя именно в то состояние, в какое хотел. Его зрачки были расширены, а движения стали резкими, но Марвин видел, что он сосредоточен и деловит. А ведь его высочество — конченый наркоман… Начинающего золотушника травка обычно сперва будоражит, а потом валит с ног — этот же, похоже, нюхает её просто по привычке. И дурман не мешает ему ни размышлять, ни принимать решения.
«Какое же решение он принимает сейчас? И, главное, — подумал Марвин, — при чём тут я…»
Отчего-то у него появилась уверенность, что топор палача, которым грозится Ольвен, куда предпочтительнее.
— Фредрик, что мне делать? — прямо спросила королева. — У сэйра Марвина такое горе! И на сей раз он в самом деле неповинен. Но я ведь пообещала!
— Ваше величество, как и любая женщина, имеет право иногда быть непоследовательной, — заметил граф.
Ольвен оскорблённо выпрямилась.
— Следите за своими словами, граф. Королева тем и отличается от любой женщины, что она сперва королева, а женщина уж потом.
«Да что ты говоришь? — подумал Марвин, вспоминая её закрытое полумаской лицо и жадно распахнутый рот. — Стало быть, извивалась ты подо мной первым делом как королева, а уж потом — как шлюха».
Зря он это подумал, потому что эти мысли, видимо, немедленно отразились в его лице. Ольвен не дрогнула, но её напускное сочувствие стало ещё более фальшивым и натянутым, чем до того.
— Вот именно потому-то, дорогой мой Фредрик, что многие мужчины до сих пор полагают, будто королева — это прежде всего женщина, я и обязана доказать обратное. Нет, мои милостивые мессеры, я дала слово, и я буду его держать. Как ни горько это мне… как женщине.
Взгляд Ольвен при последних словах метнулся к Марвину и полыхнул так жарко, что он едва не поверил в её искренность. Но дела это не меняло, и Марвину оставалось только поклониться.
— Как будет угодно моей королеве, — равнодушно сказал он. Брови графа Алектио слегка приподнялись, будто он не понимал такого спокойствия. Эй, парень, ты-то хоть понял, что тебя только что решили отправить под нож? «Я понял, — мысленно ответил ему Марвин. — Но с чего вы решили, что я хочу жить?»
