— Что такое Battia Rosa?
— Чёрная оспа, конечно. Что же ещё это может значить? — сказал лекарь и вдруг улыбнулся. — Но меня в самом деле удивляет, что ты задаёшь мне все эти вопросы. Ты и впрямь ещё не до конца оправился. Тебе нужно поспать.
— Вы можете переписать для меня эту книгу? То, что успели переписать у леди Алекзайн? Или дайте мне, я сам перепишу. Пожалуйста!
Он подался вперёд и схватил мужчину за руку; у него снова горела голова, он дрожал, он знал, что должен сделать, и в то же время совершенно не знал, как этого добиться. Но теперь всё встало на свои места. От начала и до конца.
Лекарь не отнял свою руку и не повторил, что ему нужно отдохнуть. Только смотрел на Адриана странным, задумчивым взглядом. Потом проговорил:
— Я останусь тут ещё какое-то время. Лэрд Одвелл очень добр ко мне. К тебе, как я понимаю, тоже. Если он позволит, я думаю, ты сможешь переписать её. Когда окрепнешь. Хотя если она так интересует тебя, ты мог попросить у своей леди.
— Она не моя леди, — сказал Адриан.
И тут же понял, что это глупо. Глупо обвинять её, даже если она заслуживала обвинений. Он собирался сделать то, что она ему велела, и по непостижимой причине верил, что справится. Он как будто забыл, где находится, в чьей он власти, забыл собственное имя. Он думал лишь о том, что только что услышал. И о том, что если теперь забудет это и выкинет из головы, то тысячи тысяч жизней будут на его совести. Ведь он узнал, как их можно спасти, и отмахнулся от этого шанса, не поверил в него, ничего не сделал. И значит, он в ответе за это.
Адриан подумал об Анастасе, о маме, о Вилме, о том, что не хочет больше быть в ответе за беды, случающиеся с другими.
Когда лекарь ушёл, он лёг и закрыл глаза.
2
Он проспал несколько часов и был разбужен угрюмым незнакомым слугой, сообщившим, что костоправ велел выпить настой. Он так и сказал — «костоправ». Адриан не знал этого слугу: наверное, он был из людей Индабирана. Он не стал спорить и выпил, сонно моргая слипающимися глазами. Вкус был смутно знакомый; кажется, его уже поили этим прежде, когда он был в горячке.
Слуга забрал чашку и спросил, хочет ли Адриан есть. Адриан сказал, что не хочет, а когда слуга ушёл, понял, что солгал. Просто ему никогда не хотелось есть сразу после пробуждения, и сейчас он не разобрался со сна, голоден или нет. Это мысль его рассердила. Ну вот, придётся терпеть, пока снова спросят. Можно было, конечно, попросить, но он помнил, что является здесь пленником, и просить ни о чём не собирался. Только тоскливо посмотрел в окно, затянутое малиновой пеленой сумерек.
Дверь снова скрипнула, и Адриан обернулся, втайне надеясь, что это вернулся угрюмый слуга, но вместо него в комнату вошёл человек, которого Адриан видел во дворе замка несколько дней назад. Тот, кто трогал его лоб и смотрел на него со смесью жалости и возмущения, адресованного, впрочем, не ему. Тот, кто был так похож и так не похож на Тома.
Лиловый принц.
— Добрый вечер, Адриан, — сказал Рейнальд Одвелл, подходя к кровати. На этот раз он не надел свои цвета; на нём был простой, элегантный домашний костюм цвета тёмного мёда. У младшего брата Тома была открытая, невероятно обаятельная улыбка, на которую просто невозможно было не ответить — особенно когда её обладатель не носил цвета Одвеллов.
Отчего, впрочем, Одвеллом быть не переставал.
Адриан сел в постели, пытаясь скрыть обескураженность. Он долгого сна и общего упадка сил, последовавшего за изнурительной болезнью, он совсем растерялся и не знал теперь, как вести себя с этим человеком. Тот отодвинул кресло, предназначенное, видимо, для врача, и, сделав успокаивающий жест ладонью, опустился в него.
— Всё в порядке. Лежи. Я не хочу тебя беспокоить.
Адриан ощутил, что у него пересохло в горле, и сглотнул. Он всё ещё лежал на влажных смятых простынях, в одной ночной сорочке. Он не чувствовал неловкости или стыда, нет… что-то другое. Сам он не смог бы подыскать этому название, но на самом деле это было чувство уязвимости перед врагом, в чьей полной власти он находился. И это чувство не нравилось Адриану Эвентри. Никогда не нравилось.
— Вы позволите мне одеться? — наконец сказал он.
Голос прозвучал на удивление ровно. Брови Рейнальда Одвелла удивлённо приподнялись, словно его порядком озадачил этот вопрос.
— Ни к чему. Ты ещё слаб. Лежи, я не займу тебя надолго…
— Если вы будете столь любезны, — очень вежливо сказал Адриан, собрав в кулак всю свою волю и призвав на помощь все уроки манер, которые ему когда-либо преподавали, — то я бы всё же хотел одеться.
В последовавшей паузе было больше напряжения, чем ожидания. И, как смутно ощутил Адриан, была ещё настороженность — со стороны Рейнальда, и враждебность — с его собственной стороны. Они молчали дольше, чем требовала ситуация, словно каждый из них заново оценивал противника. Потом лэрд Одвелл коротко кивнул, и у Адриана внутри всё скрутилось от этого жеста. Лэрд Одвелл позволял своему пленнику принять перед ним менее униженный вид. Любезность победителя, не более того.
Адриан неуклюже выбрался из постели, путаясь в простынях. Обогнул кровать так, чтобы не пришлось проходить мимо сидящего в кресле Одвелла, и взял одежду, по-прежнему лежавшую на комоде. Украдкой бросил взгляд через плечо. Рейнальд скучающе смотрел в окно, его длинные, тонкие, унизанные перстнями пальцы лениво барабанили по подлокотнику. Не похоже, чтобы он куда-то торопился. Адриан поспешно и воровато стащил через голову пропахшую путом ночную сорочку, мимолётно подумав, как славно было бы помыться, и натянул рубашку, брюки и сапоги. Рубашка треснула у плеча, но всё равно — прохлада свежей одежды как будто немного остудила его возбуждение. Он быстро окинул себя взглядом. Без куртки, шапки и плаща костюм казался почти нейтральных, не вызывающих тонов. Так мог бы одеться любой богатый, но незнатный человек, не принадлежащий к определённому клану. Украдкой вздохнув, Адриан повернулся к своему пленителю. Тот уловил движение краем глаза и повернул голову. Его взгляд был оценивающим. Адриан слегка покраснел, надеясь про себя, что сумерки скрадут румянец.
Рейнальд Одвелл поднялся и шагнул к нему.
— Тебя никогда не учили расправлять воротник? — спросил он, и, прежде чем Адриан успел возразить, гибкие пальцы завернули и разгладили ворот сорочки, отогнув его у горловины. Это был какой-то особенной крой, Адриан никогда не носил такой одежды и не знал, как должно быть правильно. Он снова почувствовал себя униженным и с трудом удержался от того, чтобы отбросить от себя эти руки, управлявшиеся с его туалетом со сноровкой бывалого камердинера.
— А это что? Ты уже порвал? Когда успел? — Рейнальд Одвелл беззлобно усмехнулся и пробормотал: — Мальчишки…
— Вы имели что-то сказать мне, сударь?
Улыбка Одвелла стала чуть шире. Он убрал руки от воротника Адриана и отстранился.
