— Наивная душа. Саймек будет последним дураком, если не пришлет сегодня ночью кого-нибудь тебя прирезать. Ложись, я покараулю.
— Ларс!..
— Заткнись. Грея разбудишь. Если он не проспится как следует, будет завтра мучиться похмельем, заодно и нас замучит.
Я умолк, сраженный таким аргументом. Ларс, как всегда, просчитывает больше, чем я. Мне было бы трудно без него. Очень трудно.
Я уснул быстро. Мне снилась Флейм, не та, которую я только что обнимал, а ее двойник, явившийся мне в красной комнате в храме Безымянного Демона. Она танцевала, вскидывая руки над головой, и дразняще улыбалась, а я пытался схватить ее и не мог: пальцы проходили сквозь нее, как сквозь тени, несшие меня над своими головами. Джейкоб сидел в стороне и громко, нагло хохотал над моими безуспешными попытками. Я чувствовал отчаяние и злость, но не мог ни поймать ее, ни остановиться. А потом вдруг дверь слетела с петель, и вошла настоящая Флейм. Подошла к двойнику и ударила его по щеке. И ее пальцы не прошли сквозь иллюзорную плоть, а оставили на ней широкий алый след.
Ларс растолкал меня затемно. Грей, разбуженный минутой раньше, уже постанывал в стороне. Вид у Ларса был хмурый. Я подумал, что, вероятно, его опасения подтвердились, хотя я ничего не слышал, но не время было расспрашивать. Мы вышли наружу. Лагерь только просыпался, но у пещеры стояли наши кони. Рядом с ними — Флейм, державшая наше оружие.
И еще, по меньшей мере, двадцать человек. Большинство — уже верхом.
— Так, — переведя дыхание, сказал я. — Давайте, ребята, быстро. И тихо.
К тому времени, когда первые лучи солнца позолотили горизонт, мы были уже на расстоянии трех полетов стрелы от скал.
ГЛАВА 10
Завывания ветра снаружи, но это — снаружи. Внутри спокойно и сухо. Но это — снаружи. А в глубине — вой. В той глубине, которой не увидеть, не потрогать, которой не подставить лицо. Только — душу. Полную той же злости, того же негодования. Но — по иной причине. По обратной причине.
— Жнец бы его побрал! Я так и знал, что эти трое что-то замышляют! А ты знал? Почему ты мне не сказал?!
— Успокойся, Рич! Я ничего не знал. Они не слишком со мной откровенничают.
— Но ты же был в его отряде! В его гребаном отряде… Ты должен бы быть первым, кого он позовет назад!
— Не позвал. Ты доволен? Он никого не позовет. Ему нет нужды звать. Сами придут.
— Кто придет?! Это… это что… бунт?!
— Я сказал, успокойся, Эван тебе не враг.
— А ты, Роланд? Ты мне кто?
Кривая усмешка, судорога в уголке рта, желание ответить — ложь, необходимость ответить — правду. И невозможность, бессмысленность любого ответа.
— Вместе пойдем на Шерваля, Рич. Вместе.
Бессмысленность ответов. Бессмысленность попыток объяснить. Бессмысленность попыток найти смысл.
В первый день мы двигались быстро, потом сбавили темп. Особо торопиться было некуда — Ларс и Грей использовали время, проведенное в пути, чтобы полнее посвятить меня в курс дел. Многое придется восстанавливать, многое — менять, но я хотел оставить неизменным, лишь приспособиться к новым обстоятельствам.
Почти все ребята, откликнувшиеся на мой призыв, были лучниками или арбалетчиками, но кое-кто нуждался в обучении по обращению с самострельным оружием, которое я планировал оставить основным. Были среди пошедших за мной и несколько человек из моей старой команды. Они вели себя как побитые собаки, и я махнул на них рукой, отметив про себя, что не стоит поручать им ответственные задания. Никогда не доверял людям, так быстро меняющим свои убеждения на почти противоположные и обратно. Однако они могли весьма пригодиться, чтобы переучивать лучников или объяснять человеку, впервые взявшему в руки стрелковое оружие, как не пристрелить самого себя.
Время летело быстро, а дорога тянулась медленно. Мы шли обратно на восток, мимо Лемминувера (там нас должен был оставить Грей, чьей задачей номер один стало вернуть нам Паулину), а оттуда собирались свернуть к югу и двинуться прямиком в Восточные Леса. Ларс предрекал, что по дороге, которая должна была занять недели три, к нам присоединится еще не меньше дюжины рекрутов. Таким образом, мы рассчитывали вернуться с достаточно большим отрядом, чтобы немедленно возобновить партизанские действия.
Сейчас, оборачиваясь назад, я думаю, что эти дни были одними из счастливейших в моей жизни. Они были наполнены энергией и светом — солнце ни разу не скрылось за тучами и постоянно подсматривало за нами из-за то густеющих, то редеющих крон. Я много общался с рекрутами, с Ларсом или Греем, а иногда и с Флейм, они вечно находили мне работу для мозгов и тела (я обнаружил, что немного подутратил прежние навыки), и времени думать о Безымянном Демоне, о красной комнате с коричневой лепкой, о женщине по имени Миранда просто не оставалось. Полагаю, я смог бы выкинуть их из головы раз и навсегда, смог бы вернуться в тот, прежний мир, смог бы вернуть себе его. Я всегда отличался короткой памятью на такие вещи. Жалею ли я, что мне не позволили этого сделать? Конечно, жалею. И, вспоминая те дни, я ощущаю это особенно четко. Поэтому я стараюсь пореже их вспоминать. Те яркие, бесшабашные дни, казавшиеся преддверием то ли старой, то ли новой жизни — как бы то ни было, жизни, к которой я стремился, жизни, лучше которой я тогда не знал. Восхитительные дни… Три дня, если быть точным.
Утро четвертого ничем не отличалось от предыдущих. Мы встали с рассветом, ехали большую часть дня, а когда солнце прошло две трети пути к горизонту, разбили небольшой лагерь и занялись тренировками. В них была насущная необходимость: даже люди, состоявшие раньше в моем отряде, позабыли большую часть того, чему я их учил. И всё приходилось запоминать заново: от элементарных прицельных выстрелов до техники спешного отступления по верхушкам деревьев, следовавшего обычно непосредственно за атакой. Я в тот день от тренировки позорно отлынивал, перепоручив наблюдение за ней Ларсу — мне хотелось поговорить с Греем о тактике атаки в ближнем бою, которой он, как оказалось, в последнее время неплохо овладел. Мы сели у костра в стороне от всех и довольно долго и бурно обсуждали этот вопрос.
— Эх, жаль, что Роланда с нами нет! — вырвалось у меня в запале. — Вот уж он бы с такими вещами справился играючи!
— Почему же ты его не позвал? — тихонько спросил Грей.
Я вздрогнул, мгновенно утратив дискуссионный пыл. О Роланде я вспомнил случайно — вообще-то я старался поменьше думать о нем и других ребятах, которые остались с Саймеком и которых, несмотря ни на что, мне так не хотелось терять.
— Начнем с того, что я никого не звал, — резче, чем требовала ситуация, ответил я. — Все, кто с нами сейчас, пришли сами. Персонально никто не приглашался, если помнишь. С чего бы Роланду такая честь?
— Сам говоришь, он нам нужен, — все так же тихо проговорил Грей. — За Паулиной же ты меня отправляешь?
— Он всё равно не пошел бы, — сказал я и, нашарив рядом с костром сухую веточку, машинально сломал ее и бросил обломки в огонь. — Ты же видел, как он меня встретил. Похоже, у Саймека ему лучше, чем было со мной.
