– Клайв Ортега, ты! Здесь! Поверить не могу! В столице! Ну ты и загорел – тебя не узнать. В жизни бы не узнал!
– А ты вообще не изменился, старик. Всё такой же худосочный… и… рука такая же тяжёлая, – выдохнул, смеясь, Клайв Ортега, когда узкая, но сильная ладонь Джонатана дружески хрястнула его поперёк спины. – Слыхал, что тебя назначили в столицу, но не знал, что ты уже здесь. Эй, постой, ты сказал – лейб-гвардия?
– Да, – ответил Джонатан, но не со столь широкой улыбкой, как следовало ожидать. – А ты в городском карауле?
– Да, перевели шесть недель назад. А четыре года проторчал в гарнизоне на френтийской границе, видишь, закоптило так, что лучший друг не узнает.
– А как ты…
– Эй, – прохрипел откуда-то снизу позабытый капрал Койл, и Джонатан со своим старым знакомцем, умолкнув, одновременно взглянули на него – в некотором удивлении, не понимая, как он посмел прервать их тёплую встречу. – Вы, двое… я за вас, конечно, рад… но не катились бы вы обжиматься, на хер, из моего до-о-о…
Нелюбезная речь капрала оборвалась протяжным «о», поднявшимся на немыслимую высоту, когда Клайв снова сгрёб его за грудки и вздёрнул на ноги, хорошенько встряхнув. Рукав его сорочки был закатан почти до локтя, и жилы на предплечье вздулись от напряжения и суровости намерений.
– Эта тварь задолжала денег, – сказал Клайв, глядя в одутловатое красное лицо капрала, пучившего на них поросячьи глазки. – Тебе тоже?
– А то. Ещё два месяца назад. Мне очень нужны эти деньги, Клайв, прямо сейчас.
– Не беда, – не оборачиваясь, сказал тот. – У этого борова точно где-то припрятана кубышка, и готов спорить, там хватит на дюжину кредиторов. Так что дело только за тем, чтоб выбить её, и тогда…
– Нету у меня ничего. И лошадь давно сдохла, – прохныкал Койл, с ненавистью зыркнув на Джонатана.
Джонатан возразил:
– А говорят, вы на ней ездили в «Гра-Оперетту» всего три надели назад. На дохлой, что ли?
– Так, Джонни, тут трёпом не поможешь, я уже понял. Давай кочергу.
Капрал Койл трагически взвыл и попытался повалиться на колени, но крепкая рука Клайва его удержала.
– Давай, Джонни, ну?!
Джонатан колебался. Выбивание денег из строптивого должника вообще не приносило ему удовольствия, а мысль о пытках вызывала просто-таки физическое отвращение. Он внезапно подумал о принцессе Женевьев, которая, должно быть, без сил спала на узкой неудобной кровати, а может, всё так же сидела на том стуле, на котором он её оставил, так, как просидела несколько часов на скамье во дворике у казарм. И отчего-то этот образ совершенно не сочетался с образом раскалённой кочерги, шипевшей в раскрытой печке.
– Убиваю-ют… – причитала госпожа Лилу из соседней комнатушки, накрепко запертой изнутри. Джонатан повернулся к ней и крикнул:
– Всё в порядке, госпожа Лилу, вам ничего не угрожает, не беспокойтесь. – А потом сказал, понизив голос: – Слушай, у меня другая идея. Палёное мясо дурно пахнет. Давай лучше выбросим его из окна.
– Здесь первый этаж, – заметил Клайв, игнорируя скорбный вопль капрала Койла.
– Так поднимемся на второй. С такой высоты он не умрёт, только кости переломает. А потом, при надобности, повторим.
– Изысканное изуверство. У местных понабрался, столичный мальчик? – восхитился Клайв, и, подхватив подвывающего капитана с обеих сторон, они поволокли его наверх – приводить угрозу в исполнение. Капитан брыкался и отбивался, но он и с одним-то Клайвом справиться не мог, что уж говорить о подоспевшей подмоге. Госпожа Лилу притихла, когда они тащили капитана мимо её комнаты, а потом принялась голосить снова, но из комнатки не вышла и за помощью не побежала. Похоже, она голосила только для того, чтобы позже Койл не мог упрекнуть её в равнодушии к его несчастливой судьбе.
На втором этаже была столовая с прелестным люксиевым канделябром посреди обеденного стола и маленьким чёрным пианино возле окна. Клайв без видимого труда сдвинул пианино в сторону, просто пихнув его в бок, и через несколько мгновений капрал Койл свесился из распахнутого окна вниз головой. Правую его ногу надёжно сжимали руки городского караульного, а левую – руки офицера лейб-гвардии. Потом эти четыре руки встряхнули капитана, слаженно, словно играя вместе на том самом чёрненьком пианино. Вниз полетел цветочный горшок, вдребезги разбившись о мостовую. Получилось очень наглядно.
– Последний шанс, – заметил Джонатан, и тут Койл наконец пал под этим двойным натиском необоримых сил.
– Ладно! – завопил он, когда Клайв игриво сдёрнул у него с ноги башмак, в последний момент успев опять перехватить дрыгающуюся щиколотку. – Ладно, сволочи, ладно, только пустите меня! В пианино!
– Он хочет, чтобы мы запихнули его в пианино? – недоумённо спросил Клайв, и Джонатан хохотнул, больше от облегчения, чем от радости.
– Идиот. Кубышка его в пианино! Давай вытаскивай его…
– А может… – Клайв опять слегка разжал руку, и Койл завопил, но Джонатан замотал головой и решительно потянул Койла из окна. Клайв вздохнул и помог ему.
Бросив Койла на пол, они оба шагнули к пианино. Клайв бесцеремонно смахнул с крышки дешёвые фарфоровые статуэтки. Джонатан успел поймать две на лету и аккуратно водрузил на стол. Безделушки наверняка принадлежали госпоже Лилу, которая не провинилась ни в чём, кроме дурного вкуса, который, увы, проявлялся не только в выборе украшений для гостиной.
– Есть, – сказал Клайв, откидывая крышку и извлекая из пианино запылившуюся шкатулку. – Вот ты ж тварь.
– Интересно, когда в последний раз играли на этом пианино, – проговорил Джонатан, и Клайв фыркнул:
– Зуб даю, не меньше года назад. Ну-ка… чёрт, заперта. Эх! – он крякнул и врезал ребром ладони по замку. Замок треснул с жалобным хрустом – шкатулка тоже была из дешёвеньких. На пол посыпались ассигнации, серебро и даже несколько золотых монет.
– Тварь. А трое сирот сержанта Люца гнилую картошку жрут, – сказал Клайв и пнул постанывающего на полу Койла в бок. – А ну заткнись. Постыдился бы. Джонни, сколько он тебе должен?
– Ну… – Джонатан слегка растерялся. Ту лошадь Койл ставил против пятнадцати его риалов… но хватит ли этого, чтобы вывезти принцессу Женевьев из города и уехать вместе с ней? Джонатан не знал. По правде, он очень редко пользовался дилижансами, и всего раз в жизни ездил на люксовозе, ещё в детстве.
Наконец он сказал:
– Пятнадцать риалов, я полагаю.
– Пятнадцать, отлично. Сдача с золотого будет? Шучу. Вот тебе твои пятнадцать. Ничего, что бумажками? Серебра тут мало. Думаю, вдове Люца лучше оставить серебро.
– Не трогайте мои деньги, – плаксиво потребовал с пола Койл, но на него никто не обратил внимания.
– Вдове Люца? – переспросил Джонатан, пока Клайв отсчитывал серебряные монеты, добирая ассигнациями. – Так ты не за своим долгом пришёл?
