Джонатан понял наконец, куда тот клонит, и побледнел. Клайв криво усмехнулся ему через стол.
– Да уж, сам знаю, глупо звучит, но если вдруг правда я – твой законный король, то ты ведь меня не предашь, верно?
Он мог не спрашивать. Не стоило, по правде говоря, лишать самозванную принцессу последней надежды – в отчаянии она могла решиться на какую-то глупость… Но что сказано, то сказано. Джонатан прикусил губу и медленно кивнул, не сводя с Клайва глаз. Как странно, должно быть, ему было сейчас – хотя бы на миг допустить мысль, что его старый друг по Академии ле-Фошеля, с которым столько пережито и столько выпито, может оказаться его королём… или его врагом, если что-то пойдёт не так. И Клайв вдруг подумал, что не хотел бы в равной мере ни одного, ни другого.
– Лады, – сказал он. – До Френте отсюда идёт железная дорога. Как насчёт того, чтобы прокатиться поездом?
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой описываются неоспоримые достоинства поездов как новейшего, удобнейшего и наиболее безопасного средства передвижения
Из всех чудес, подаренных жителям Шарми источником волшебной сияющей субстанции, которую именовали «люксий», самым восхитительным, самым захватывающим и, возможно, самым полезным были поезда.
Подумать только – всего каких-то полвека назад состоятельность каждого конкретного шармийца определялась тем, сколько лошадей он мог себе позволить. Каждая семья, претендовавшая на звание уважаемой, кичилась собственной коляской – или, ещё лучше, полудюжиной колясок: для деловых поездок, для увеселительных прогулок, для выездов в свет, для покупок, для того, чтоб подразнить соседей. Лошади были самыми высокими ставками в карточных играх, лошадей дарили прекрасным дамам, завоёвывая их сердца, лошадьми престарелые леди задабривали своих молодых любовников, поглядывающих на сторону, лошадей давали в приданое, лошадей вручали в награду, лошадей пихали в качестве взяток. А если вы торопились куда-то, но вам было жаль загонять своего породистого жеребца, к вашим услугам всегда был дилижанс – просторный, удобный, куда более быстрый, чем почтовая карета, за счёт того, что запрягался не менее чем шестёркой отменных скакунов. Дилижансное дело было одним из самых прибыльных, а владельцы дилижансных депо – одними из наиболее самодовольных толстосумов в Шарми.
И что? Всё это рухнуло в одночасье! Всё пошло прахом, тленом, всё потеряло смысл в тот день, когда на главную станцию столичного вокзала, весело посвистывая и задорно стуча перекатывающимися стальными колёсами, въехал первый в истории экипаж, не требовавший приложения живой силы. Поглазеть на эту диковину собралась вся столица, в здании вокзала, до сих пор обходившегося лишь скромной станцией дилижансов, было яблоку негде упасть, и никто до последнего не верил, что чудо, о котором весь год кричат газеты, в самом деле сошло со шпал мануфактуры и встало на только что проложенные рельсы. Никто не смел верить – и, о чудо! Могучий железный зверь, весь новенький и блестящий, покрытый красной лаковой краской, с гербами королевского дома Реннод, въехал на станцию, и толпа взорвалась восторженными криками. Сама госпожа Тужу, блиставшая в те годы в «Гра-Оперетте», могла бы позавидовать овации, устроенной салланийцами в тот день Его Величеству Люксовозу. Это была любовь с первого взгляда и навсегда. Лошади, дилижансы, выпячивание перед соседями красивых колясок – всё это было не то чтобы забыто, но навеки отошло на второй план. Отныне самым заманчивым и самым престижным развлечением стало катание на поезде.
Полвека спустя, впрочем, страсти заметно утихли. Двигаясь несравнимо быстрее самой резвой шестёрки коней, будучи в состоянии перевезти неизмеримо больше груза, чем самая огромная баржа, люксовоз, однако, оставался дорогим, удовольствием не для всех. Количество люксия, заливавшегося в двигатель новой машины, не разглашалось, однако, судя по цене на билеты, было куда больше, чем уверяли производители поездов, мигом потеснившие на пьедестале фабричной респектабельности производителей дилижансов. Из-за дороговизны эксплуатации поездов делали не так много, как требовалось, и курсировали они в основном между столицей и южными областями – в первую очередь Френте, ведь именно грузовые составы доставляли бочонки с драгоценным люксием в столицу, а уже оттуда на обычных конных повозках их развозили по всей стране. Что и говорить, путешествие поездом было не только комфортным, не только дарило наслаждение изумительными пейзажами, но и позволяло пересечь большую часть Шарми за какие-то несколько дней, тогда как при путешествии дилижансом на это могли уходить недели. И всё же простой люд редко пользовался железной дорогой, а в отдельных отдалённых деревнях на проходящий мимо люксовоз до сих пор сбегались глазеть мальчишки, словно на какую-то немыслимую диковинку.
Когда в Клюнкатэ появилась мануфактура по производству големов, к городу проложили рельсы – жестяные рабочие весили по три сотни фунтов, и крупные их партии следовало переправлять железной дорогой, сколь бы дорого это ни вставало заводчикам. Так в Клюнкатэ появился вокзал – разумеется, не чета помпезному зданию в Саллании, так, всего лишь домик стрелочника, клетушка кассира да небольшой деревянный настил с жестяным навесом, позволявший редким пассажиром в ожидании поезда укрываться от непогоды. Рельсы шли прямо к заводу, там на них и грузили големов, после чего поезд уходил дальше, изредка принимая безусловно живых, а не оживлённых магией пассажиров.
После катастрофы, случившейся на параде, вокзал совершенно пустовал. То ли люди боялись големов и всего, что было с ними связано, то ли не доверяли больше люксию – так или иначе, большая часть билетов на поезд из Реванейла, проходящий через Клюнкатэ в два часа тридцать минут ночи, оказалась сдана назад. Это было весьма огорчительно для местного отделения железной дороги, и, чтобы хоть как-то компенсировать убыток, они вновь выставили билеты на продажу по бросовой цене. Не поскупились даже на рекламу: лопоухий мальчишка, торговавший обычно газетами на главной рыночной площади, был замечен с большим жёлтым плакатом на груди, призывавшим жителей славного Клюнкатэ совершить увлекательную прогулку во Френте, где удивительно красиво в это время года.
– Удивительно красиво и горелым торфом воняет, – сообщил Клайв своим спутникам, отсчитывая кассиру сумму, положенную за четыре билета. – Но об этом молчок. Что ты морду кривишь, уважаемый? Не нравятся ассигнации? На них же лик короля Альфреда, что ты себе позволяешь? Это измена!
Кассир тотчас переменился в лице, сгрёб ассигнации и, пробормотав что-то про «никакого покоя», неприязненно бросил перед Клайвом четыре листка тёмно-синей бумаги. Клайв сграбастал их и показал кассиру зубы, а потом с тем же лучезарным видом обернулся к своим… ну, назовём их друзьями для краткости и простоты, отдавая себе, впрочем, отчёт, что не всё так просто.
Те, кого мы условились называть друзьями Клайва, ответствовали на его улыбку довольно хмуро. Мрачнее всех был Джонатан, от которого не укрылось, что билеты Клайв предпочёл оставить при себе. Разумеется, отдай он их своим спутникам, те приложили бы все усилия, чтобы улизнуть, оставив его на перроне в Клюнкатэ, и он не собирался подвергать их подобному искушению. Поэтому билеты остались у него, и он нарочито медленно сунул их за отворот куртки, а потом ещё и внушительно похлопал по внутреннему карману.
