– Боялась, будешь искать меня.
Боялась – каково? Что у Евы двойная жизнь, он догадывался, но слишком дорожил ею, поэтому не задавал вопросов, которые могли привести к разрыву. Когда-то она должна сделать выбор, надеялся Шатунов, но ему не приходило в голову, что бывают ситуации без выбора. Впрочем, пуля – тоже выбор, как у Жирнова, да кому ж охота выбирать смерть? Что касается Шатунова, его положение изменилось: смерть выбрана, однако, не им, но ему остается принудительно принять ее.
– Значит, ты боялась… – Оскорбило это слово, оскорбило и разозлило, тем не менее смертник имеет право на вопросы: – Я тебе давал повод бояться?
– Не давал. Сейчас не об этом нужно говорить…
– А я хочу об этом. Может, я тебя больше никогда не увижу, меня расстреляют. Значит, не узнаю, что я такого делал, из-за чего ты боялась. Боялась, но бегала ко мне потрахаться.
Ксения просекла переход от депрессии к агрессии, а следовало уравновесить оба состояния, иначе с Шатуновым не сладить.
– Да, бегала, – сказала она абсолютно спокойно. – Надеюсь, и дальше буду бегать. Нравится мне, как ты это делаешь.
Эффект получился обратный. Цинизм задел и без того доведенного до ручки Шатунова, вставая с табуретки, он обозленно процедил:
– Так что ж мы сидим?..
В следующий миг Леха схватил за руку Ксению, заставил ее подняться и выйти из-за стола, а секунду спустя обхватил руками слабо упирающуюся даму и потащил в уголок.
– Леня… Ленька… Ты идиот? – Она пыталась его вразумить, не помогло. – А если войдут?
– Ну и что? – прижав ее к стене, злорадно усмехнулся Ленька, одновременно поднимая юбку. – Все равно больше расстрела не дадут.
В панике она взглянула на часы – времени оставалось достаточно до возвращения конвоя, Ксения только зажмурилась и закусила губу, чтоб случайно не прорвался ни один звук. К счастью, комната не была под наблюдением и не прослушивалась, шпионские игрушки еще не распространились.
Зато потом диалог строился в мирном ключе, чего и хотела добиться Ксения, правда, не таким образом. Из-за недавнего нервного перенапряжения у нее дрожали пальцы, она ведь не могла дать гарантии, что конвоир не заглянет и, увидев пустые места, не поднимет тревогу. Но все было позади, Ксения облегченно выдохнула, бегло пройдясь по одежде руками.
Ленька снова сидел напротив, упираясь носом в переплетенные пальцы. Он был расслаблен, спокоен, в упор смотрел на нее и ждал, чем еще она его «обрадует».
– Времени почти не осталось, – проворчала Ксения. – А мне необходимо было многое выяснить.
– Говори прямо, что ты хочешь?
– Вытащить тебя! И не смей на меня смотреть, будто это я тебя сюда засадила. Мне пришлось ужом повертеться, чтобы влезть в процесс.
– На тебя я могу смотреть исключительно как на…
– Лучше закрой рот и не зли меня, – ударила она ладонью по столу, полагая, что услышит гадость в свой адрес.
– …как на любимую женщину, – все-таки закончил Ленчик и вздохнул. – Которая меня обманула.
Признание он сделал впервые, ей следовало бы извиниться, но она из тех женщин, которые ни при каких обстоятельствах не извиняются. К тому же Ксения берегла время и ставила перед собой другие задачи:
– Все равно помолчи и слушай. Я изучила дело, оно бессовестно шито даже не белыми нитками. Черными.
– Значит, у меня есть шанс?
Надежда живуча и норовит выпрыгнуть из небытия – дай только повод, а Ксения дала, подтвердив:
– И не один. Только… Думаю, твой арест и обвинение проплачены, а это уже посерьезней, чем ошибка бездарного следователя. Ведь купили не только его, а и всю цепочку от начала до конца.
Она же, надежда, и умирает раньше своего носителя. Шатунов посмотрел в жаркие глаза Ксении, бросившейся его спасать, и подумал, что ей не одолеть «цепочку». Зачем же копья ломать и себя подвергать риску, защищая «опасного садиста»?
– Значит, у меня никаких шансов, – отрубил он.
– Дурак. – (М-да, это не Ева, Ева грубых слов не говорила.) – Первое: мы заменим адвоката, твой не потянет, не тот уровень, уж поверь. Второе: мне нужно знать все, что крутилось вокруг твоего завода, поэтому до следующей нашей встречи припомни…
– Думаешь, из-за завода?
– А у тебя есть враги, которые легко расшвыривают состояния, чтоб убрать тебя, удовлетворив лишь самолюбие?
– Почему же меня не пристрелили? Это проще.
– Наверное, выгодней устроить показательный фарс, или кто-то мстит тебе. И последнее: возможно, придется перекупать цепочку, у тебя деньги есть? Если нет – буду искать. Найду, разумеется, но это время…
– Есть. Конечно, есть.
Ксения подняла с пола пакет и поставила на стол, там оказались необходимые вещи и продукты, разрешенные к передаче. Ленчик не помнил, чтоб кто-то проявлял заботу о нем, – речь идет о женщинах, и Ксения открыла этот список, она же и завершила его. В тот миг, находясь на перевале между жизнью и смертью, Леха Шатун, глядя в лицо этой хрупкой женщины, ощутил себя… счастливым. Потому что не был обманут иллюзиями, как случалось раньше, не был одиноким. Даже серые стены поменяли цвет на серебристый! Он забыл поблагодарить за передачу, потому что хотел рассказать, как думал о ней каждую ночь, каждую минуту, не занятую делами насущными. Хотел признаться, что она стала главным смыслом в его жизни, ради нее он стремился к успехам, зарабатывал деньги, что он… да просто любит ее. Любит… незамысловатое слово, которое Леха в юности раздавал направо и налево, а Таньку так вообще этим словом закормил, но Ксюше сказать не удалось. Ко времени, когда он окончательно созрел, в окошко заглянул конвоир, и Ксения ему приказала:
– Уведите обвиняемого.
И всегда что-то мешало сказать, кем она была для него.
7
Утро было туманным. В кресле водителя Хок отдыхал, прикрыв веки и не вступая в диалоги Люки с Чикой. Мнение у него отрицательное по всем обсуждаемым поводам, но Люка этого слышать не хочет, посему он устранился от обсуждений, советов, споров. Приехали к особняку Шатунова рано, так как не знали точного времени выезда, и, поставив джип в отдалении, ждали.
Что касается Чики, поначалу он – да, кажется тупым, на деле – не тупее других. Покоя ему не давал Гектор, время от времени он возвращался к нему:
– Говоришь, Гек рванул за баблом и пропал? Клиент мог подложить ему свинью.
– Какую? – поинтересовалась Люка, будто не догадываясь, какого рода бывают свиньи.
– Хрен его знает. Ну, не захотел бабки отдавать и… не знаю. Что же Гек имел в виду, когда сказал позвонить мне?
«Все-таки он туповатый, – решила Люка, – раз выбалтывает рассуждения, умный так делать не станет. Умный про себя подумает, потом выскажет четверть того, что надумал. А у нее вошло в привычку по его же наводке задавать нужные вопросы».
