– Ты кто такой, что требуешь отчета?
– Не требую, а прошу, – уточнил Марин, дипломатично излучавший дружелюбие. – Убийство расследуют мои знакомые, просили нас помочь. Вы же не откажете? Шатун кровно заинтересован, чтоб убийц поймали.
Шатун – вот кто относительно усмирил, прежде всего Гогу, который сильно покраснел. А чтоб скрыть страсти внутри, он опустил белесые ресницы (наверное, из-за них его взгляд постоянно казался хитрым). Вряд ли это был знак покорности, но Марин прикинулся удовлетворенным:
– Вот и ладно. Нет, если кто-то против моего любопытства, могу отвести к оперативникам, будете с ними сотрудничать.
В прокуратуре и полиции на «сотрудничество» уйдет времени в сто раз больше, такая перспектива никого не устраивала, Южин ответил за всех:
– Давай по существу. Надеюсь, остальные не будут артачиться?
Он строго оглядел братьев Лапиных, Крючка и Стаса – нет, те не возразили. Южин – старожил, на первый взгляд человек недалекий, но имеет авторитет, поэтому и был вызван, оказалось, не зря.
– Понимаю, прошло время, – воодушевился Марин, – но вы, наверное, не раз убеждались, что иногда память выдает новые детали, на которые в момент инцидента не заострили внимания. Постарайтесь вспомнить, что каждого из вас в ту ночь поразило.
Действительно, такое событие не улетучивается из головы долго, хочешь не хочешь, а возникает время от времени перед глазами. Да только память выдает детали спонтанно, а не по заказу.
– Припоминайте мелочи, – ориентировал их Марин. – Незначительные… э… ерунда всякая.
– Порядок! – вспомнил Игорь Лапин.
– Порядок?
– Думаю, убийцы догадались, что хозяйка спряталась, – охотно начал делиться впечатлениями Игорь. – Ее искали. Аккуратно искали. Например, в спальне стоит кровать под старину – массивная, думаю, убийцы заглядывали под нее. И отбрасывали покрывало наверх, чтоб лучше видеть…
– И в чем тут заноза? – не понял Южин, помогая Марину хотя бы тем, что периодически брал инициативу в свои руки. Он-то не раздражал Гогу, а может, и еще кого-то.
– Игорек хотел сказать, – вклинился в диалог Олег Лапин, – что убийцы производили обыск, не забывая контролировать: оставили они след или нет. Обычно человек, когда торопится, делает так: край покрывала забрасывает на кровать, заглядывает под нее и оставляет как есть. Ведь цель у них – сделать все быстро и уйти.
Тридцатилетние братья нравились Марину, с ними он легко нашел общий язык, оба неглупые и одинаковые – светловолосые, белокожие, да что там, по два метра красоты, и больше ничего не надо говорить. Игорь активный, открытый и простодушный. Олег сам себе на уме – этого вполне достаточно, чтоб составить о нем мнение, кстати, не всегда данное качество порок. Видя, как Марин озадачен, не понимает, на что братья намекнули, Олег растолковал:
– У них хорошая подготовка – вот что хотел сказать Игорек.
– Какие еще мнения? – оглядел всех Марин.
– Во второй спальне, – опередил коллег Игорь, – на комоде лежали украшения и стояла шкатулка. Их не взяли. Почему?
– Ты совсем? – постучал по лбу пальцем Гога. – Профи не берут ничего у жертвы, только гонорар у заказчика.
– Где ты это слышал? – фыркнул Игорь, не принявший точку зрения Гоги. – Чтоб бандюку попались на глаза камешки, а он не позарился на них… сказки про принципиальных киллеров, не берущих чужого добра, расскажи дочери.
– Украденное имеет обратный адрес, – заспорил Гога. – Достаточно одной ценной вещи попасть на заметку полиции, чтобы в скором времени взяли всю группу.
– Убийц было трое, – ввернул Марин.
– Четверо, – подал голос Стас. – Одного Ксения Эдуардовна застрелила, двое стреляли по нашим машинам, четвертый – водитель…
– Точно, баба была! – подхватил Южин, вскинув вверх руку. – С ней Шатун по мобиле говорил. Ну и су… Нет, скажите, что женщин толкает мочить людей, а?
– То же, что и на панель, – подсказал Олег. – Тяжелое материальное положение.
С ним не согласились, ведь убивать – не ноги раздвигать, здесь нужна особая черта, жестокая и безжалостная, либо отсутствие всяческих черт, которыми и отличается человечество от разнообразной фауны. Марин не прерывал спора, он восстанавливал картину со слов участников погони и слегка опешил:
– Выходит, в вас стреляла женщина.
– Выходит, так, – кивнул Гога и не удержался, пересказал, как было: – Дверцы открылись, двое вылезли наружу! Не знаю, как держались, но стояли на подножках как влитые. Выстрелов мы не слышали…
– Стволы с глушителями, – объяснил Марин. – И попали по колесам…
– Попали, – вздохнул Гога.
Они-то с Крючком тоже стреляли по колесам, но не попали. Теперь боялись, что шеф, после той ночи угрюмый без меры, вышвырнет их за борт, а работать у Шатуна престижно, да и платит он не жилясь.
Марин отошел к окну, собирая мысли. Еще дед, потомственный военный и разведчик, учил: в информации не бывает ничего лишнего. Итак, убийцы – не заурядные уголовники, тем более их будет сложно отыскать.
По аллее к дому шла дочь Шатуна – очень, ну, очень… только мрачная и озабоченная, как папа последнее время. Пожалуй, хуже папы. Да-да, она как паровая машина, перенасыщенная паром, того и гляди – взорвется. Марин за ней приударил бы, помог бы выпустить пар, если б она не была дочерью хозяина.
Злая, как гарпия, Тата плюхнулась на стул напротив Белика. Да-да, того самого, из-за которого Ленька чуть не убил ее. Гена уж не тот, не тот. Вместо дивной шапки волос – лысинка, которую любовно окружили три перышка; вместо спортивной фигуры – бурдюк, выступивший за рамки приличия, нависнув над ремнем; от красивой физиономии и воспоминаний не осталось. Гена, сволочь, так и не бросил свою страхолюдину! Их роман периодически затухал и вспыхивал вновь, пока не наскучил Тате. Что делать – мужчина, балующий себя излишествами, быстро теряет форму.
– Я просидела перед твоей дверью сорок минут! – процедила она.
– Отлично выглядишь, Танечка, – подписывая бумаги, бросил Белик, а сам глаз не поднял на гостью!
– У тебя совесть есть?
– Но ты действительно выглядишь…
– Почему заставил меня столько ждать?
– Прости, не мог прервать переговоры…
– Ты час говорил по телефону?! – конечно, не поверила она.
Бывшие любовницы надоедают не меньше старых жен, и Белик, находясь долгие годы в шкуре вечного должника, уже созрел, чтобы грубо выставить Тату, но пока жалел ее:
– Что у тебя?
При всем эгоизме, а эгоисты зациклены на себе и не способны чувствовать других, она уловила грань, через которую переступать опасно. Тата живо изменила тональность, добавила нотки капризной принцессы:
– Гена, мне нужна твоя помощь.
