Дубенич оторвался от тарелки, на которой тупым ножом не резалось жилистое мясо, и выжидающе вперился в Шатуна, мол, жду дальнейших расспросов, мне есть что тебе поведать.
Но Леха держал паузу. После развода с Татой у него будто отрезали и часть языка, а оставшаяся часть ленилась трудиться. О разводе знали все, не знали, из-за чего разбежались, хотя предполагали, что из-за рогов до самого синего неба, иначе с чего бы Шатуну превращаться в мрачную тень отца Гамлета? Но он остался Шатуном, его хватка, его ум, умение убеждать, управлять людьми (были и такие эпизоды в биографии) никуда не делись, только зря прокисали.
– Жирнову нужен зам, старый недавно от инфаркта… – Дубенич возвел очи к небу, показывая, куда попадают после инфаркта. – Он просил подобрать подходящего человека. Порядочного, энергичного, с современной направленностью. Жирнов не ориентируется в новом пространстве, психология у него осталась та – благо людей, польза государству, жизнь отдать за любимую Родину и etc.
– Какой из меня зам? Я гэпэтэушник, без вышки.
– Леха, Леха, оглянись! Сейчас никому не нужен диплом, даже ты никому не нужен, но мозги, если есть, нужны… тебе! А твоим мозгам тем более не нужен диплом. Ха-ха-ха, диплом! Картонка с печатью.
Позже Шатунов убедился, как был неправ Дубенич, потому что образование – это как раз и есть тот самый уровень, который в прямом и переносном смысле не позволяет спуститься на маргинальную платформу. Впоследствии ему пришлось просидеть над учебниками, занимаясь самообразованием с помощью репетиторов, чтобы влиться в поток новой эпохи и не позволить неучам (даже с дипломами) манипулировать собой.
– Алкогольная промышленность приносит баснословные прибыли и будет приносить, – трещал Дубенич. – Я бы сам подхватил этот жирный кусок, но связан обязательствами, не хочу, чтоб мне снесли башню те, на кого я обязан трудиться. Да не дрейфь, это временно. Есть люди посильней Жирнова, они потом придут, тебе только нужно не подпустить чужих. Слушай, будь человеком, помоги… Ты не пожалеешь, тебя потом пристроят – будешь плевать в потолок и бабки сгребать.
– Ладно, встречусь с дедом, а там посмотрим, – согласился Шатунов и кинул взгляд в угол.
Это ж надо – столько времени смеяться и хохотать, хохотать и смеяться! Особенно отличалась вторая, казалось, даже ее закрученные пряди волос и те хохочут без остановки, поэтому подпрыгивают на плечах, будто в пляске. Что может так смешить? Шатунов завидовал ей.
Вдруг она, мотнув головой, поймала его взгляд, чуть задержалась на Лехе с удивлением и снова переключилась на подругу. Собственно, ничего не произошло, никаких искр между ними не пролетело, как пишут в красивых романах, выжимая из читателей слезу умиления. Он заметил, что у нее подростковое лицо, наверное, ей лет восемнадцать и… все.
Тем временем Дубенич написал телефоны Жирнова, вырвал лист из блокнота и отдал Шатунову. Попрощались, Юрка побежал по делам, пора было и Лехе… Куда? В кочегарку? От Вовки он переселился туда. Иваныч, являясь начальником этого «ответственного» объекта, а также рядовым кочегаром, разрешил занять прилегающие шесть квадратных метров в подвале. У Шатуна были деньги и много. В стране бушевала инфляция, но когда рубль еще только начинал деревенеть, Леха превратил накопления в золото и доллары. Он мог купить квартиру, построить дворец, а для чего и для кого? На все начинания нужен азбучный толкач – стимул.
Итак, спешить ему было некуда. И что его толкнуло взять дипломат из черного пластика (страшно модная штуковина по тем временам) и подойти к девушкам – кто скажет? Не Леха, потому что не знал он, зачем пошел в угол.
– Извините, можно?
Красотка смерила его быстрым взглядом, оценила, что чувак упакован в фирменную тару, а Шатунов после развода снова первоклассно одевался, но уже не для того, чтоб девиц соблазнять. Он покупал вещи дочери, заодно предлагали товар для него – вот и все. Короче, красотка не отшила его, а промолчала, спросив глазами хохотушку: ты как? Пряди волос встряхнулись – он получил разрешение и обосновался на стуле, поставив на колени дипломат.
– Меня зовут Леонид.
– А я Таня…
Его чуть наизнанку не вывернуло! Пожалуй, имя и сделало выбор, кому отдать предпочтение. Но исключительно в порядке общения, ни о чем таком-эдаком он не помышлял.
– Ева, – сказала вторая, брюнеточка…
3
Любопытство Сабрина удовлетворила, причину враждебности родителей выяснила, теперь и логика матери ясна. Конечно, каждый имеет право на собственную трактовку, но усилия Таты были направлены, чтоб досадить бывшему мужу, а инструментом досаждения она избрала дочь – это нечестный ход. Именно сейчас Сабрине необходим отец, его помощь и защита, иначе не выбраться из западни, в которую влипла по дурости. Ей хотелось плавно влиться в прежние отношения, но методы выбрала не те, отсюда спустить бойкот на тормоза не удалось.
– Выметайся, мисс, приехала, – ворчливо сказал Владимир Витальевич, вызвавшийся отвезти ее к Шатунову, чтоб не при Маше обсуждать Тату. Но у Сабрины в запасе еще много неясностей:
– А что там за история была? Отца обвиняли в убийстве, мама говорит, он откупился…
– Мама, мама… – передразнил он. – Ни один академик с ней не сравнится, она ж все знает, даже как запустить космический корабль. И почему Татка не президент страны, раз такая умная?
– Вы нарочно уходите от ответа?
– Да, – признался он с вызовом, дескать, с тебя довольно того, что рассказал. – А если интересно, то почему не расспросишь отца об этой странице его жизни?
– Значит, страница была?
– Иди, верни его расположение, – закрыл тему он. – Дело это непростое, придется доказать, что раскаиваешься. А как ты хотела? Вижу, у тебя еще один вопрос на языке, отвечаю: не знаю.
– А я не знаю, на какой вопрос вы ответили.
– Брось, – хмыкнул он и заулыбался, будто это ему удалось сохранить тайну, а не Шатунову. – Всех сжигает любопытство, где взял Пашку Леха Шатун. По секрету скажу, нашел на дороге. Да, вот так: ехал-ехал и нашел. Мой совет: не заносись, прими брата как данность – тебе ж лучше будет. Взрослей, девочка, а то мамины гены голову мутят. Вытряси ты их из себя. Ну, пока? Шатуну передай привет.
– Спасибо. И за советы спасибо.
Она прошла за ограду и замедлила шаг, ведь так и не придумала, как быть? А если сразу все рассказать отцу как есть? Мол, так и так, папа, я вляпалась в абсолютное дерьмо, мама ни при чем… это будет неправда. Но и валить вину на мать тоже несправедливо – где были извилины Сабрины? А стыдно-то как! И что делать?
Внутри дома было пусто и тихо, будто здесь никто не живет. Очутившись в гостиной, в которой часть стены – панорамное стекло, открывающее вид на небольшой сад, огороженный каменной кладкой со всех сторон, Сабрина заметила там Иваныча. Он усердно лил воду из шланга на растения и цветы. Вместо того чтоб полежать с газеткой на диване, пока хозяин спит, а уж потом, когда Шатунов видит, заняться поливом, как делают благоразумные люди, показывая усердие, этот дед всегда находит работу ради работы. Сабрина решила его не тревожить и выпить чаю на кухне, заодно подумать… о многом подумать и определиться. А на кухне Пашка…
