– Чего ты так долго? Уснула, что ли? – донеслось из-за двери, и через секунду Катя появилась в комнате, споткнулась о лежащую на полу меня и тут же очутилась подле. – Ой! С ума сошла? Загорать надумала на моем ковре? Предупреждать нужно!
Мы поднялись, помогая друг другу.
– Ты новости слышала? – Я пересказала. – Бедная Анна Михайловна! За что ей на старости лет такие страсти-мордасти?
– Ничего с ней не будет. Пожилые в моральном плане гораздо здоровее и закаленнее нас, молодых. Ладно, выключай наконец телевизор и пойдем чай пить.
– Почему опять я?
– Во-первых, что значит «опять»? Ты ведь его так и не выключила. А во-вторых, пульт все еще у тебя в руке. Чего ж ты от меня хочешь?
Глава 17
За чашечкой чая мы решили подвести итоги по делу об убийству Крюкова. Значит, так. Убили его в половине одиннадцатого, а за пару часов до этого он уехал из банка, сообщив напоследок Николаю, что у него свидание. Кого он имел в виду? Лену или Ангелину? По логике Лену, так как она была там в момент убийства или чуть позже. Но может, она приехала туда вслед за Крюковым и Юрочкиной и, застав их вместе, убила любовника из ревности. Нет, глупость. Это свойственно лишь мексиканским мыльным операм, а когда касается жизни – всюду голый трезвый расчет, следовательно, ревность отпадает. Скорее всего, Крюков был с Колесниковой, затем что-то там случилось, то ли она его пришила, то ли кто-то третий, а возможно, она вместе с этим третьим в сговоре и они действовали сообща. В итоге банкир мертв, а Колесникова, опять же, возможно, купно с кем-то, начинает шантажировать Николая и на девятый день также умирает. Совпадение? Вряд ли. Ее смерть должна, просто обязана иметь связь со смертью Александра. Логично предположить, что ее убил тот, кому она больше всех мешала, а именно – Хрякин.
– Что?! – вскочила я, жутко обозлившись на Катьку, хотя, в общем-то, до этого додумались мы вместе. – Ты, верно, чокнулась! Он не мог этого сделать!
– Но почему? Ему больше всех выгодно!
– Откуда тебе знать? Вдруг она шантажировала и настоящего убийцу? Да кого угодно, кому было в лом платить и кто, вероятно, даже не имел отношение к Крюкову. Я ведь нашла в ее тайнике еще и шарф, который явно не принадлежал мужчине.
– Не факт, но вполне реально.
– Тогда думаем дальше.
А додумались мы до кучи вопросов. Как браслет, купленный Ангелине, попал к Колесниковой? Каким концом сюда приплетается разорение Грачевых? С какой целью нас похитили и кто? Те ли это ребятки, что требуют деньги с Наташи?
– Слушай, – придумала я, – вдруг это они и убили банкира? А нас похитили, чтобы не совали носы?
– Оспорю. Зачем кредиторам убивать дебитора? Кто им деньги вернет?
– Во-первых, чтобы другим неповадно было. Во-вторых, деньги может вернуть его жена. Вот они на нее и набросились.
– Быстрее от безысходности, – не сдавала позиций подруга. – Что им еще оставалось делать? Махнуть на денежки рукой?
– Ну не знаю. Мне кажется это вполне логичным.
– Ладно, оставим. План действий: добраться до завещания Крюкова и изучить его (может, Наталья забыла нам сообщить о чем-то важном); выяснить, кому он давал в долг, а кто брал у него и мог не захотеть отдавать; составить список тех людей, с кем убитый в последние дни сотрудничал, конкурировал, просто общался, у кого из подчиненных мог быть на него зуб, всех их допросить, проверить алиби; следом – пообщаться с соседями; серьезный момент – вспомнить визуально похитителей (мы же видели их в то мгновение, когда они выбегали из машины) и составить в полиции фотороботы. Потом все это проделать с Колесниковой. Уф, устала говорить.
– Кать, как думаешь, сколько нам жить осталось? Лет шестьдесят – шестьдесят пять?
– По нашей жизни, думаю, меньше. А что?
– А то, что мы элементарно не успеем сделать все то, что ты сейчас наговорила!
– Ничего, главное – начать. Глаза страшатся – руки делают.
По дороге домой я мысленно возобновила наш разговор. Да, Катя права: сложнее всего распознать людей, любивших Крюкова и ненавидевших, ревновавших его или его жену, желавших ему добра или смертельно завидовавших, обманувших и обманутых, искренних и лживых. Работка предстоит нам непростая.
В начале четвертого отец с института еще не приехал, так что, когда в это время позвонил Коля, снявшая трубку мама мне, доедающей суп, спокойно об этом сообщила, правда, не преминув к словам:
– Там твой Николай звонит, – прибавить: – Порви с ним прямо сейчас!
– Конечно! – радостно воскликнула я и понеслась к телефону, старательно дожевывая не вовремя откусанный кусок хлеба.
– Здравствуй, солнышко! – Боже, для того, чтобы услышать эту фразу еще раз, я готова убить президента Соединенных Штатов! – Ну рассказывай. Как сходила? Нашла?
– А то как же!
– Да ты просто находка, а не женщина! Извини, не могу сейчас долго разговаривать, дел невпроворот. Хотел тебя попросить…
– О чем? – тут же ляпнула я. Так не терпелось оказать услугу любимому человеку!
– Не могла бы ты мне завтра после учебы занести портмоне? А то мне как-то… боязно идти к тебе, – честно сознался в своем страхе Хрякин, чем чуть ли не вызвал слезы умиления и окончательно, бесповоротно расположил к себе.
– О чем разговор!
– Отлично! – пришел он в прекрасное расположение духа. – Ну ладно, завтра тогда все расскажешь. Записывай адрес.
Папе мы, естественно, о звонке Коли ничего не сказали. Из-за этого спать я легла с тяжелым сердцем: когда-то это все должно закончиться. Или пусть родители смирятся с моим выбором, или я уйду из дома. К нему. Насовсем.
Утром чуть не проспала занятия: у будильника села батарейка, и всего за одну ночь он отстал аж на целых пятнадцать минут. Сегодня только одна пара по психологии, можно было, в общем-то, и не ходить, но я хотела получить зачет автоматом, а его ставят только тем, кто посещает все лекции. Мобилизовав в себе быстроту, ловкость и оперативность, я с блеском уложилась в сокращенное по вине предателя будильника на пятнадцать минут время, так что в институт не опоздала.
После занятий я потопала на остановку и села в автобус, который через десять минут выгрузил меня прямо напротив серокаменной девятиэтажки, где ждал меня возлюбленный. Поднявшись на чисто убранном лифте на четвертый этаж, я нажала на кнопку звонка, и дверь тут же распахнулась, как бы говоря: «Тебя здесь давно и очень сильно ждут».
Николай в голубых потертых джинсах и белой расстегнутой до середины груди рубашке навыпуск выглядел потрясающе, словно сошел с обложки журнала «Все звезды» или «Мужчины для вас».
– Не пошел сегодня на работу. Что там делать? – улыбнулся он, пропуская меня внутрь холостяцкой берлоги.
– Правильно сделал, – одобрила я. Сама стала частенько забивать на учебу.
