На сцену никто не решался выйти, все только наперебой подавали мне советы, в которых я нуждалась меньше всего. Продолжая прижимать Хрыкина к полу, я начала медленно оттаскивать его в глубь сцены и к кулисам. Когда до спасительного кармана оставалось не более полутора метров, громыхнуло опять. На этот раз просвистело где-то позади нас, и я поняла, что из зоны поражения мы вышли. Быстро вскочив на ноги, я рывком подхватила Хрыкина за шиворот и волоком втащила его за кулисы, продолжая прикрывать его спину.
За кулисами Хрыкина тут же перехватили его охранники и потащили куда-то в коридор.
— Стоять!!! — закричала я так, что оказавшийся рядом со мной сотрудник концертного зала шарахнулся от меня в сторону. — Я сказала: стоять всем на месте!!!
— В чем дело? — раздался строгий голос Галушко. — Ребята эвакуируют объект. Что вас не устраивает?
— В коридоре может быть засада, — чуть более спокойным тоном пояснила я, хотя прекрасно понимала, что это полная ерунда. Если где-то и могла быть эта самая засада, то только здесь, за кулисами. Просто ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Хрыкин выпал из поля моего зрения. Я обещала ему свою защиту, и он мне поверил.
При слове «засада» Хрыкин окончательно потерял самообладание и наверняка бы свалился в обморок, если бы его не поддержали охранники.
Галушко вдруг весь налился какой-то нехорошей багровостью и стал раздуваться, как жаба на болоте. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не появился маленький человечек в потертом пиджачке и со старомодными очками на носу.
— Господа, простите, боже мой, какой осел поставил эти чертовы лампы? Это же форменное самоубийство! Господа, прошу вас извинить меня. Это я недосмотрел.
Все стоявшие за кулисами в изумлении уставились на это явление. А человечек, нисколько не смущаясь и продолжая причитать, нажал на какие-то кнопки на электрощите, отчего свет на сцене мгновенно погас. Потом он снял трубку закулисного телефона, набрал номер и коротко распорядился:
— Виктор, немедленно спустись за кулисы! И захвати с собой рамповые лампы.
Между тем публика даже не заметила исчезновения Хрыкина. Фонограмма продолжала играть, голос Хрыкина выводил что-то такое-эдакое о неразделенной любви, и девчонки с визгом отплясывали, не обращая никакого внимания на пустую сцену.
— Что случилось? — поинтересовалась я у человечка. До меня внезапно дошло, что именно было необычным в свисте осколков. Звук был каким-то слишком легким, в то время как осколки от боевой «РГД» издают тяжелый жужжащий звук, напоминающий полет шершня.
— Ой, даже не спрашивайте, — махнул рукой человечек. — Какой-то идиот поставил в рампу юпитерные лампы вместо рамповых. Это же надо было до такого додуматься?!
— А чем они различаются? — продолжала я допытываться.
Человечек посмотрел на меня с такой укоризной, что мне невольно стало стыдно за то, что я не разбираюсь в таких очевидных вещах.
— Они ничем не отличаются по мощности. И те, и другие имеют мощность в пятьсот ватт. Но рамповые лампы не взрываются, когда их эксплуатируют в наклонном положении. Зато юпитерные непременно взорвутся, что, собственно, вы и могли наблюдать. Я сорок лет работаю в электроцехе, дослужился до должности начальника этого цеха, но ни разу мне не доводилось видеть идиота, который бы мог перепутать рамповую лампу с юпитерной!
— А что, они и внешне отличаются? — задала я еще один, как я понимала, глупый вопрос.
Человечек устало прищелкнул языком:
— Скажите, вы когда-нибудь видели гриб сыроежку и картофелину?
Я кивнула.
— Так вот, — продолжал начальник электроцеха, — рамповая лампа — это сыроежка. К тому же у них низ колбы зеркальный; а юпитерная лампа похожа на картофелину идеальной формы. Перепутать их мог только полный идиот, который ни разу не видел ни грибов, ни картошки.
Получалось, что тот, кто ставил лампы, как раз и не был идиотом. И прекрасно знал об этом свойстве юпитерных ламп.
Переполох, вызванный взрывом ламп, понемногу стихал. Люди получили объяснение произошедшему, оно перестало быть загадочным, а значит, и страшным.
Непонятно, откуда возник Погорельцов, до этого его за кулисами не было. И тут же он накинулся на старика-электрика.
— Какого дьявола! — надвинулся он всей своей солидной комплекцией на человечка. — Вы что, не могли проверить рампу заранее?! Вы чуть не погубили артиста!
Но дедок оказался не из робких.
— Молодой человек, — ответил он совершенно спокойно, — я много лет тружусь на театральных подмостках и повидал столько артистов, сколько вам не съесть котлет! Так вот, послушайте старого человека: открывать рот под музыку — это не искусство. Поэтому будьте столь любезны, прекратите орать и объявите уважаемой публике, что концерт по техническим причинам прерывается. Чтобы они не разбежались по всему зданию.
Только теперь до Погорельцова дошло, какая лажа творится на сцене. Перепуганный Хрыкин стоит здесь, за кулисами, а в зале по-прежнему продолжает играть музыка и звучат песни. С минуту он обескураженно молчал и вдруг взревел, как раненый бегемот:
— Где Охрипин?! Немедленно выключить запись! Вы что, хотите завалить весь концерт?!
Ко мне подошел Хрыкин.
— Спасибо вам, Евгения Максимовна, — тихо сказал он и, немного подумав, добавил: — Большое.
— Не за что, — небрежно ответила я, — слава богу, это были не гранаты, а всего лишь лампы…
— Какое это имеет значение? — перебил меня Хрыкин. — Мне бы и этого хватило. Что мне теперь делать?
Я пожала плечами:
— Сейчас электрики поменяют что нужно, и пойдешь разевать рот дальше. Во всяком случае, второго «покушения» во время этого выступления не будет.
— Может, мне отказаться от второго концерта?
— Об этом надо было раньше думать, а теперь необходимо отработать деньги. Сильно сомневаюсь, что Погорельцов согласится вернуть их зрителям. Свалит все на тебя и сбежит. Или тебе понравилось бы на нарах спать?
Хрыкин отрицательно мотнул головой и обреченно побрел к боковой кулисе.
Тем временем музыку выключили, Погорельцов, с трудом отыскав на сцене микрофон, хорошо поставленным голосом убеждал публику не расходиться и извинялся за технические накладки. Говорил он весьма убедительно, но я подозреваю, что большинство зрителей поняли: Хрыкин пел под «фанеру». Через полчаса все лампы заменили, и Макс продолжил концерт. Правда, публики к этому времени заметно поубавилось. Да и после того, как прозвучала последняя песня, на сцену никто особо не рвался. Хрыкин уходил за кулисы как оплеванный.
Едва мы вошли в гримерку, как следом за нами в нее, словно ураган, ворвался Погорельцов.
— Макс, ты что, решил погубить все дело?
— А при чем здесь я? — огрызнулся тот в ответ. — Вы не можете подготовить к выступлению сцену, а виноватым решили сделать меня? Не выйдет!
