— Простите, мисс?
— Эмма, встань, пожалуйста.
Пугливая, длинная, тощая Эмма Рэмпинг встала.
— В классе идет урок. Что ты говорила Эбигейл?
Эмма Рэмпинг изобразила на лице глубокое раскаяние.
— Это была информация, которая известна не всем?
— Да, мисс.
— Громче, Эмма, Земля тебя не слышит!
— Да, мисс.
— Ага! Значит, то, что ты сообщила Эбигейл, — это секрет?
Эмма Рэмпинг неохотно кивнула.
— Да это же по теме нашего урока! А почему бы тебе не поделиться секретом со всем классом? Прямо сейчас. Погромче, чтобы всем было слышно.
Несчастная Эмма Рэмпинг начала заливаться краской.
— Давай пойдем на компромисс, Эмма. Я тебя помилую, если только ты объяснишь, почему готова поделиться секретом с Эбигейл, но не со всеми остальными.
— Потому что… я не хочу, чтобы все знали, мисс.
— Слушайте все! Эмма сказала нам нечто важное о секретах. Спасибо, Эмма, садись и больше не греши. Как убить секрет?
Руку поднял Леон Катлер.
— Рассказать людям.
— Да, Леон. Но скольким людям? Эмма поделилась секретом с Эбигейл, но он от этого не перестал быть секретом, верно? Сколько людей должны знать секрет, чтобы он перестал быть таковым?
— Достаточно, чтобы послать вас на электрический стул, мисс! — сказал Данкен Прист. — За убийства топором, я имею в виду.
— Кто может возвести искрометную шутку Данкена в общий принцип? Сколько нужно человек, чтобы секрет перестал быть секретом? Дэвид?
Дэвид Окридж подумал.
— Столько, сколько нужно, мисс.
— Столько, сколько нужно для чего? Аврил?
— Столько, — Аврил Бредон нахмурилась, — сколько нужно, чтобы изменить сущность этого секрета, мисс.
— Прекрасное рассуждение, 3КМ. Может быть, наше будущее все-таки в надежных руках. Если бы Эмма рассказала нам всем то, что она рассказала Эбигейл, ее секрет перестал бы существовать. Если бы о моих преступлениях напечатали в «Мальверн-газеттир», я бы… скажем так, перестала существовать, если бы Данкен Прист сидел на скамье присяжных. Следующий вопрос меня очень интересует, потому что я сама не знаю на него ответа. Какие секреты следует делать общим достоянием? А какие — нет?
На этот вопрос с ходу никто не ответил.
В пятидесятый или сотый раз за день я вспомнил о Россе Уилкоксе.
— Кто может сказать мне, что означает это слово?
ЭТИКА
Кильватер слов припорошила меловая пыль.
Я однажды смотрел слово «этика» в словаре. Оно часто всплывает в «Хрониках Томаса Ковенанта». Оно значит то же, что «мораль». Марк Бэдбери уже поднял руку.
— Да, Марк?
— Оно значит то, что вы только что сказали. О том, что следует и чего не следует делать.
— Правильно, Марк. В Сократовой Греции тебя сочли бы прекрасным ритором. Любой ли секрет этично разглашать?
Данкен Прист прокашлялся.
— Кажется, ваш секрет, мисс, обязательно надо разгласить. Чтобы вы больше не рубили в капусту беззащитных учеников.
— Верно, Данкен. А вот этот секрет ты разгласил бы?
НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ БЭТМЕНА — БРЮС УЭЙН
Большинство мальчиков в классе восхищенно забормотали.
— Если этот секрет выплывет наружу, что сделают все повелители преступного мира? Кристофер?
— Взорвут дом Брюса Уэйна, чтобы мокрого места не осталось, мисс, — выдохнул Кристофер Твайфорд. — И прощай борец за справедливость.
— И общество в целом от этого пострадает, верно? Значит, иногда этично — НЕ разглашать секрет. Бест?
— Я хотел сказать про «Акт о неразглашении государственной тайны», мисс, — Бест Руссо обычно в классе ни слова не произносит. — Во время войны на Фолклендах.
— Совершенно верно, Бест. Болтун — находка для шпиона. А теперь — подумайте о своих собственных секретах.
(Связь между бумажником Росса Уилкокса и его оторванной ногой. Разбитые дедушкины часы. Мадам Кроммелинк.)
— Как тихо сразу стало в классе. А теперь подумайте вот о чем: к какой категории относятся ваши секреты? «Обязательно рассказать» или «Ни в коем случае не рассказывать»? Или существует и третья категория, менее четко определенная с точки зрения этики? Личные тайны, которые не касаются никого, кроме вас? Тривиальные секреты? Сложные секреты, разглашение которых может привести к непредвиденным последствиям?
Разноголосые «да», все громче.
Мисс Липпетс достала из коробки новый брусочек мела.
— По мере взросления у вас будет все больше таких секретов, 3КМ. Не меньше, а больше. Привыкайте к ним. А кто догадается, почему я написала это слово?
РЕПУТАЦИЯ
— Джейсон?
Класс 3КМ обратился в радиотелескоп, направленный на классного стукача.
— Репутация, мисс, — это то, что страдает, когда секрет выходит наружу. Если доказать, что вы убиваете людей топором, ваша репутация как учителя будет погублена. Репутация Брюса Уэйна как безобидного ничтожества будет погублена. И с Нилом Брозом та же история, верно ведь? — Если я могу стереть в порошок чужой калькулятор, то плевал я на правило, запрещающее закладывать людей и доводить их до исключения. По правде сказать, плевал я на все правила. — Вот у него был секрет так секрет, да, мисс Липпетс? О его секрете знали Уэйн Нэшенд, Энтони Литтл. И еще несколько человек.
Гэри Дрейк слева от меня смотрел прямо перед собой.
— Но как только его секрет раскрыли, его репутация…
— Золотого мальчика? — ко всеобщему изумлению подсказала мисс Липпетс.
— Совершенно верно, прекрасное определение, мисс Липпетс, спасибо. — Впервые с незапамятных времен мне удалось выдавить из класса несколько смешков. — Его репутация золотого мальчика погублена. Его репутация крутого пацана, с которым другие ребята не рискуют связываться, тоже погублена. Без репутации, за которой можно прятать свои секреты, Нил Броз…
«Ну скажи! Слабо тебе!» — подначивал Нерожденный Близнец.
— …сидит в глубокой заднице, мисс.
Эта потрясенная тишина — моя работа. Я добился такого эффекта словами. Одними словами.
Мисс Липпетс обожает свою работу — в хорошие дни.
* * *
Я не знал, как отреагируют папа и мама на мои сегодняшние подвиги, и нервничал. У моих мозгов уже началась нервная почесуха. Так что я достал из шкафа рождественскую елку, чтобы отвлечься. И жестяную банку из-под конфет, в которой у нас лежат елочные украшения. Сегодня двадцатое декабря, а папа с мамой даже слова «Рождество» еще ни разу не произнесли. Мама семь дней в неделю торчит в галерее, а папа все время ездит на интервью с работодателями, но это ничего не дает, кроме новых интервью. Я собрал елку и развесил на ней гирлянды. Когда я был маленький, мы покупали настоящие елки на ферме у папы Гилберта Свинъярда. Но два года назад мама купила искусственную в вустерском «Дебенхэме». Я жаловался, что она не пахнет, и вообще, но мама сказала, что это ведь не мне приходится потом пылесосить и выковыривать иголки из ковра. Наверно, это справедливо. Елочные игрушки у нас в основном старше меня. Даже гофрированная бумага, в которую они завернуты, древняя. Покрытые изморозью шары, купленные папой и мамой на первое (оно же последнее) Рождество, которое они провели только вдвоем, без меня и Джулии. Жестяной мальчик из церковного хора — тянет высокую ноту, рот сложен идеальным «о». Семейка веселых деревянных снеговиков. (В те дни еще не всё делали из пластмассы.) Дед Мороз, самый толстый во всей Лапландии. Драгоценный ангел, перешедший в наследство от маминой бабушки. Стеклянный, выдутый настоящим стеклодувом. Семейное предание гласит, что его подарил моей прабабушке одноглазый венгерский князь на балу в Вене, прямо перед Первой мировой.
