День постепенно гас, и яичные нарциссы на обоях превращались в окаменелости, приобретая шлаково-серый цвет. Я сидел в потемках. Ведьминский смех просачивался в комнату, и музыка, усиливаясь, лилась изо всех пабов Лайм-Региса. Сейчас вечер субботы — по телевизору наверняка идет что-нибудь интересное, но папа будет чувствовать себя более виноватым, если обнаружит меня в тишине. Интересно, что сейчас делает Салли из зала игровых автоматов. Ее кто-нибудь целует. Какой-нибудь парень гладит мягкую полоску голой кожи между джинсами и кофточкой. Парень, похожий на Гэри Дрейка, Нила Броза или Данкена Приста. Я плохо ее запомнил, так что начал составлять фоторобот. Я решил, что грудь у нее должна быть, как у Дебби Кромби. Волосы, шелковисто вьющиеся вокруг обнаженной шеи, — как у Кейт Элфрик. Лицо я пересадил от Дон Мэдден, не забыв про садистские глаза. Чуточку вздернутый нос мадам Кроммелинк. Губы цвета малины со сливками, как у Дебби Харри.
Салли, моя потерянная девочка-ассорти.
* * *
Если папа догадается, что я нарочно пытаюсь вызвать у него чувство вины, то не поведется на это. Так что после девяти я включил свет и принялся читать «Великое путешествие кроликов».
[45]
Я дошел до того места, где Лохмача приводят к генералу Зверобою. В окно бились ночные мотыльки. Насекомые ползли по стеклу, как конькобежцы по льду. В замке повернулся ключ, и в комнату ввалился папа.
— А, Джейсон, вот ты где.
Интересно, где мне еще быть? Я рискнул промолчать.
Он не заметил, что я дуюсь.
— «Огненные колесницы» придется отложить, — папа разговаривал слишком громко для небольшой комнаты. — Посреди моего семинара заявился Крэйг Солт.
— Дэнни Лоулор мне сказал.
— У Крэйга Солта яхта стоит в Пуле, так что он подъехал сюда, чтобы обратиться с речью к войскам. Боюсь, я не мог просто так взять и упорхнуть с тобой в кино.
— Понятно, — сказал я самым невыразительным голосом, позаимствованным у мамы.
— Вы с Дэнни поели, верно?
— Да.
— В мире бизнеса приходится приносить такие жертвы. Крэйг Солт везет нас, менеджеров, куда-то в район Чармута, так что, когда я вернусь, ты, скорее всего, уже будешь…
Тут его взгляд упал на мое приобретение, прислоненное к батарее.
— На что это ты потратился?
Папа всегда придирается к моим покупкам. Либо это оказывается дерьмо из Тайваня, либо я переплатил за вещь, которой попользуюсь только два раза. Даже если нет никакой проблемы, он ее придумает, как в тот раз, когда я купил наклейки «BMX» для велосипеда и папа устроил целый спектакль из заполнения бумаг для страховой компании — он, оказывается, теперь вынужден поменять графу «Описание транспортного средства». Это чудовищно нечестно. Я же не критикую то, как он тратит свои деньги.
— Это змей.
— Вижу… — папа уже вытащил змея из обертки. — Какой красавец! Это Дэнни тебе помогал выбирать?
— Да, — я не хотел радоваться тому, что папа доволен. — Немножко помог.
— Подумать только, ты купил себе змея! — папа принялся разглядывать каркас. — Слушай, давай завтра встанем на рассвете. И попробуем запустить его на пляже! Ты и я, и больше никого. Пока не выползут все эти отдыхающие и не займут каждый квадратный дюйм, а?
— Да, папа.
— На рассвете!
* * *
Я изо всех сил чистил зубы.
Папа и мама могут на меня злиться, язвить, пилить меня как хотят, но стоит мне показать хоть тень обиды, папа с мамой негодуют, как будто я пожираю младенцев. Я их за это ненавижу. Но я и себя ненавижу за то, что, в отличие от Джулии, не могу за себя постоять. Поэтому я ненавижу своих родителей за то, что из-за них ненавижу себя. Детям запрещают жаловаться на несправедливость, потому что все знают: дети постоянно на это жалуются. «Жизнь несправедлива, Джейсон, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше». Вот так. И вопрос решен. Значит, это ничего, если мама или папа нарушают свои обещания мне и все наши договоренности летят в унитаз? А почему?
Потому что жизнь несправедлива, Джейсон.
Тут я заметил папину электробритву в футляре.
Я ее вытащил — просто так. Она лежала в футляре плотно, как невключенный световой меч.
«Воткни ее в розетку, — шепнул Нерожденный Близнец из угла ванной комнаты. — Слабо тебе».
Бритва ожила, пронизав вибрацией весь мой скелет.
Папа меня убьет. Мне нельзя трогать его бритву — это настолько очевидно, что он никогда не говорил об этом. Но он даже не побеспокоился передать мне, чтобы я пошел на «Огненные колесницы» один. Бритва подползла поближе к пушку на моей верхней губе… ближе…
И укусила меня!
Я выдернул бритву из розетки.
О боже. Теперь у меня на верхней губе дурацкая пролысина.
«Что ты натворил?» — взвизгнул Глист.
Утром папа все увидит и, конечно, обо всем догадается. Единственный выход — сбрить весь пушок. Но ведь это папа тоже заметит?
Мне было нечего терять. Бритва щекоталась. На тройку по шкале от 1 до 10.
Было и немножко больно тоже. 1/4 по шкале от 1 до 10.
Я со страхом осмотрел результат. Лицо выглядело по-другому, но трудно было бы сказать, что именно изменилось.
Я провел указательным пальцем по верхней губе, где раньше был пушок.
Поразительная гладкость, как у сливок только что из холодильника.
Я случайно открыл кожух лезвия. Жесткая папина щетина и мой почти невидимый пух высыпались темным снегом на белый фаянс раковины.
* * *
Я лежал на животе, так что ребра на груди вдавились в спину.
Мне хотелось пить — надо встать, выпить стакан воды.
Я пошел и налил себе стакан воды. У воды в Лайм-Регисе вкус бумаги. Я не мог уснуть на боку. У меня раздувался мочевой пузырь.
Я долго мочился, думая при этом: нравился бы я девочкам больше, если бы у меня были шрамы? (Сейчас у меня только один крохотный шрамик на пальце, где меня укусила морская свинка Найджела, моего кузена, когда мне было девять лет. Хьюго, другой кузен, сказал мне, что морская свинка больна миксоматозом и теперь я умру в страшных мучениях, думая, что я кролик. Я ему поверил. Даже написал завещание. Шрам теперь почти не виден, но тогда из него била кровь, как вишневый лимонад из переболтанной банки.)
Я перевернулся на спину — теперь ребра со спины давили на грудь.
Мне стало жарко, и я снял пижамную рубаху.
Мне стало холодно, и я надел пижамную рубаху.
Сейчас зрители расходятся из кино после «Огненных колесниц». Контролерша ходит по рядам, собирая стаканчики от мороженого, обертки от жвачки и пустые пакетики из-под конфет в мусорный мешок. Салли из Блэкберна и ее новый приятель выходят на улицу, говоря друг другу, какой классный фильм, хотя они весь сеанс лизались и гладили друг друга в разных местах. Приятель Салли зовет ее на дискотеку. Салли отвечает: «Нет, пойдем к нам в трейлер. Все остальные еще не скоро вернутся».
