— ЭТО НЕ ПОМАДА, ЧОКНУТАЯ! — заорал трубач над забором. — ЭТО ВАРЕНЬЕ!
Садовник моего отца подошел к тому месту, где скорчился я. В лейке плескалась вода. Наши взгляды встретились, но мистер Бродвас вроде бы совершенно не удивился.
— Я… случайно забросил сюда теннисный мячик… — выпалил я.
— Удобней всего — за сараем.
До меня не сразу дошло.
— Ты теряешь драгоценное время, — добавил мистер Бродвас и отвернулся к грядке с луком.
— Спасибо, — выдохнул я. Конечно, он понял, что я соврал, но все равно пощадил меня. Я помчался по тропке и завернул за угол сарая. Воздух в щели был тяжелый от паров креозота. Значит, мистер Бродвас тоже из бывших «призраков».
— Я ТОЛЬКО ЖАЛЕЮ, ЧТО МАМКА НЕ УТОПИЛА ТЕБЯ В ВУСТЕРСКОМ КАНАЛЕ!!! — взрезал темноту второй женский голос. — ВАС ОБОИХ! В МЕШКЕ С КАМНЯМИ!!!
* * *
Каменистый, как лунная поверхность, четвертый сад походил на вулканический выброс бетонных безе и гравия. Украшения были повсюду. Не только садовые гномы, но еще и египетские сфинксы, смурфы, феи, каланы, Пух с Пятачком и Иа-Иа, лицо Джимми Картера и вообще все, что душе угодно. Сад делили пополам бетонные Гималаи примерно до плеча мне. Этот сад скульптур когда-то был местной легендой, как и его создатель, Артур Ившем. «Мальверн-газеттир» напечатала фоторепортаж о нем с заголовком: «Гном, милый гном». Мисс Трокмортон однажды водила нас сюда на экскурсию. Улыбающийся хозяин поил нас «Рибеной» и угощал печеньем в глазури, на котором человечки из палочек занимались разными видами спорта. Правду сказать, Артур Ившем умер от сердечного приступа через несколько дней после нашего визита. Как раз тогда я впервые в жизни услышал выражение «сердечный приступ» и решил: это когда тело сошло с ума и решило взять приступом сердце, как враги крепость. Миссис Ившем иногда появляется в лавке Ридда. Она покупает стариковские товары — мочалки для полировки металла «Дураглит» и зубную пасту с антисептическим вкусом.
Царство Артура Ившема явно пришло в упадок после его смерти. Статуя Свободы валялась, как брошенное орудие убийства. Винни-Пух выглядел так, словно его облили кислотой. Мир растворяет вещи быстрее, чем люди успевают их сотворить. У Джимми Картера отвалился нос. Я его прикарманил — просто так, потому что потому. Единственным признаком жизни в доме была свеча, горящая в окне второго этажа. Я прошел вдоль Великой Китайской стены и чуть не остался без штанов — они зацепились за Эдмунда Хиллари с шерпом Тенцингом, которые указывали вверх, на вечернюю луну. За ними лежал крохотный квадратик газона в рамке из круглых белых камушков, похожих на мятные карамельки. Я одним прыжком перенесся на траву.
И погрузился в холодную воду по самые яйца.
«Ах ты дебил, — хохотал Нерожденный Близнец, — болван, кретин, урод!»
Я выкарабкался из водоема. Вода струилась по штанинам. Крохотные листики, словно капли блевотины, усеяли мои брюки. Вот мама-то разозлится. Но сейчас надо было думать не об этом — за следующим забором лежал самый опасный сад.
* * *
Хорошая новость — в саду мистера Блейка не было самого мистера Блейка, а на дальней стороне росли араукарии и шпажники. Отличная маскировка для «призрака». Плохая новость заключалась в том, что всю длину сада занимала теплица — она шла прямо под забором. Неустойчивым забором десятифутовой высоты, который дрожал под тяжестью моего веса. Мне придется ползти по этой изгороди, сидя на ней верхом, дюйм за дюймом, пока я не окажусь прямо напротив окна гостиной мистера Блейка. Если я упаду, то проломлю стекло теплицы и грохнусь на бетонный пол. Или наденусь на кол для подвязки помидоров, как священник в фильме «Предзнаменование», которого протыкает упавший громоотвод.
Выбора у меня не было.
Я мучительно медленно продвигался по занозистой верхней планке забора, которая резала мне задницу и ладони. Вымокшие джинсы тянули к земле и липли к телу. Я чуть не упал. Если мистер Блейк выглянет в любое из окон, я мертв. Я снова чуть не упал.
Я миновал теплицу и спрыгнул вниз.
Каменная плитка сделала «плак!». К счастью для меня, в гостиной мистера Блейка был только Дастин Хоффман из фильма «Крамер против Крамера». (Мы видели его, когда ездили в отпуск в Обан. Джулия весь фильм прорыдала, а потом объявила его самым великим фильмом в истории человечества.) Для одинокого мужчины гостиная мистера Блейка была какой-то слишком женственной. Лампы в кружевных абажурах, фарфоровые пастушки, пейзажи африканской саванны — такие можно купить на лестнице в «Литтлвудсе», если очень хочется. Наверно, его жена обустроила дом еще до того, как подцепила лейкемию. Я прокрался под окном кухни и дальше по саду — под прикрытием густых кустов, пока наконец не добрался до бака для дождевой воды. Не знаю, зачем я оглянулся на дом, но оглянулся.
И увидел лицо мистера Блейка в окне верхнего этажа. Выгляни он лишь на шестьдесят секунд раньше — неминуемо увидел бы, как я ползу по его изгороди. (Для победы нужна не только храбрость, но и удача. Я надеялся, что у Дурана в достатке того и другого.) Логотип «Роллинг Стоунз» на стекле окна явно выдержал все попытки его соскрести. Вокруг виднелись призраки других, бывших наклеек. Должно быть, в этой комнате когда-то жил Мартин.
Морщинистый мистер Блейк смотрел куда-то. На что это он смотрит?
Не на меня. Меня скрывают кусты.
В глаза собственному отражению?
Но глаза мистера Блейка были черными дырами.
* * *
Последний сад был Мервина Хилла. Папка Подгузника всего лишь мусорщик, но сад у него выглядит как владения Национального фонда.
[27]
Поскольку этот дом крайний в ряду домиков при церкви, сад при нем пошире. Затейливо мощенная дорожка шла к скамейке под трельяжем с вьющимися розами. Сквозь стеклянную дверь, выходящую в сад, я увидел Подгузника с двумя мальчишками помладше и мужчиной — должно быть, их отцом. Наверно, это гости. Они все вместе играли в «твистер». Подгузников папа как раз крутил волчок. Телевизор за диваном показывал самый конец «Крамера против Крамера», когда мать мальчика приходит его забирать. Я прикинул маршрут. Пара пустяков. На том конце двора компостная куча, с которой можно забраться на стену. Пригнувшись, я побежал к вьющимся розам. Воздух был густо настоян на их запахе.
— Тихо ты, — невидимая женщина сидела на скамье в пяти футах от меня. — Ах ты, маленькая хулиганка!
— Ах ты, лапочка моя, опять брыкается, да, милая? — сказала ее невидимая собеседница.
Трудно было поверить, что они меня не услышали.
— Ой, ой… — Тяжелое дыхание. — Она обрадовалась, услышав твой голос, мамочка. Вот, потрогай…
