— Крутая песня! — заорал Дин мне в ухо. — Очень футуристическая. У Гэри Ньюмена есть приятель, которого зовут «Пять»! Круто, а?
Танец — это мозг, а танцоры в нем лишь отдельные клетки. Танцующие думают, что они тут главные, но на самом деле они повинуются древним законам. Началась песня «Three Times A Lady» группы «Commodors», и танцпол опустел, если не считать давно сложившихся пар, которые лизались на виду у всех, наслаждаясь тем, что на них смотрят, и случайных парочек, которые просто обжимались, забыв, что на них смотрят. Второсортные пошли искать себе третьесортных. Пол Уайт ушел в угол с Люси Снидс. Диджей поставил «Come On Eileen» группы «Dexis Midnight Runners». Дискотека — тоже зоопарк. Некоторые животные становятся дичей, другие — забавней, третьи — напыщенней, четвертые — пугливей, пятые — сексуальней. Холли Деблин, похоже, ушла домой.
* * *
— Я думал, ты ушла домой.
Знак «Выход» светился зеленым в темноте.
— А я думала, ты ушел домой.
Дискотека сотрясала фанерный пол. За сценой есть такая узкая комнатка, где стоят штабеля стульев. И еще там есть такая большая штука вроде полки, на высоте десять футов, шириной во всю комнатку. Туда складывают столешницы теннисных столов, а я знаю, где прячут стремянку.
— Нет. Я танцевал с Дином Дураном.
— Да ну? — Холли Деблин очень смешно изобразила ревность. — А чем это он лучше меня? Может, он целуется хорошо?
— Дуран?! Фу, какая гадость!
Слово «гадость» оказалось последним словом в моей жизни, которое я произнес нецелованным. Я всегда боялся этого момента, но оказалось, что целоваться совсем несложно. Губы сами знают, что делать — как морские актинии. От поцелуев голова начинает кружиться, как на «Летающих чашках». Девочка выдыхает кислород, а ты его вдыхаешь.
Но иногда можно со всей силы стукнуться зубами.
— Ой! — Холли Деблин отпрянула. — Прости!
— Ничего, я их потом обратно приклею.
Холли Деблин крутила мои уложенные гелем иголки волос. Кожа у нее на шее потрясающе мягкая — такое мягкое я трогал первый раз в жизни. И она мне позволила. Это самое удивительное. Она мне позволила. От Холли Деблин пахнет парфюмерным прилавком универмага, серединой июля и коричными «Тик-таками». Мой кузен Хьюго утверждал, что целовался с тридцатью девушками (и не только целовался), а сейчас уже наверняка до пятидесяти дошел, но первая бывает только одна.
— Ой, — сказала она. — Я тут стащила немножко омелы. Гляди.
— Она вся раздавилась и…
Во время второго в моей жизни поцелуя язык Холли Деблин робкой мышкой заглянул ко мне в рот. Раньше я бы подумал, что это должно быть тошнотворно, но на самом деле это мокро и тайно, и мой язык захотел в ответ заглянуть к ней в рот, и я ему позволил. Этот поцелуй кончился потому, что я забыл дышать.
— Какая классная песня! — я по правде тяжело дышал. — Она какая-то немножко хипповая, но потрясающе красивая.
«Красивая» — из числа тех слов, которые нельзя употреблять в разговоре с парнями, но можно с девушками.
— «Сон номер девять», Джон Леннон. Пластинка «Walls and Bridges», тысяча девятьсот семьдесят четвертый год.
— Ты хотела меня этим впечатлить? Я впечатлен.
— Мой брат работает в «Револьвер Рекордс». У него коллекция пластов — как отсюда до Марса и обратно. А откуда ты знаешь про этот маленький тайничок?
— Эту комнату? Я сюда ходил в молодежный клуб, играть в настольный теннис. Думал, ее сегодня запрут. Но, как видишь, не заперли.
— Вижу.
Рука Холли Деблин скользнула мне под свитер. Я годами слушал разговоры Джулии с Кейт Элфрик про «распускателей рук» и воздержался от ошибки. Потом Холли Деблин как-то вздрогнула. Я решил, что ей холодно, но она вроде как хихикнула.
— Чего ты? — я испугался, что сделал что-нибудь не так. — А?
— Вспомнила, какое лицо было у Нила Броза сегодня утром, в мастерской.
— А, это. У меня сегодняшнее утро все расплылось. Весь день — одно большое пятно.
— Гэри Дрейк оттащил его от сверла и показал на тебя. До Броза не сразу дошло. Что эта штука, которую ты плющишь в тисках, — на самом деле его калькулятор. Потом дошло. Он хитрая сволочь, но не дурак. Он тут же понял, что случится потом, а что еще потом, и так далее. И что его отымели. Вот прямо в эту секунду понял.
Я играл с ее щелкающими бусами.
— Я тоже очень удивилась, — сказала она.
Я не стал ее торопить.
— Понимаешь, Тейлор, ты мне нравился, но я решила, что ты…
Она не хотела меня обижать.
— Мальчик для битья?
Холли Деблин уперлась подбородком мне в грудь.
— Угу, — нажала чуть посильней. — Так что случилось, Тейлор? С тобой, я имею в виду.
— Всякое, — когда она зовет меня «Тейлор», это звучит гораздо интимнее, чем «Джейсон». А я еще слишком сильно робею, чтобы называть ее хоть как-нибудь. — Весь этот год. Слушай, мне не хочется говорить про Броза. В другой раз.
Я стащил с ее запястья плетеный браслет и натянул его себе на руку.
— Ворюга! Заведи свои модные аксессуары.
— Что я и делаю. Это будет первый экземпляр в моей коллекции.
Холли Деблин защемила мои великоватые уши большими и указательными пальцами и подтащила мой рот к своему. Нашего третьего поцелуя хватило на всю песню «Duran Duran» «Planet Earth». Холли Деблин взяла мою руку и направила ее туда, где моя ладонь ощутила удары ее четырнадцатилетнего сердца.
* * *
— Здравствуй, Джейсон, — гостиная, освещенная елочной гирляндой и газовым камином, походила на грот Санта-Клауса. Телевизор был выключен. Насколько я мог судить, папа просто сидел в темноте, темной, как черничный мармелад. Но по его голосу я понял, что он знает все про Нила Броза и сплющенный калькулятор. — Ну что, хорошо провел время на дискотеке?
— Неплохо, — никакая дискотека его не интересует. — Как там Оксфорд?
— Оксфорд как Оксфорд. Слушай, Джейсон, нам надо поговорить.
Я повесил куртку на вешалку, зная, что моя песенка спета. «Поговорить» у нас означает, что я сижу, а папа обрушивает на меня громы и молнии. Но, кажется, Холли Деблин перемонтировала схему моей головы.
— Можно я первый?
— Хорошо, — с виду папа был спокоен, но вулканы перед тем, как снести пол-острова, тоже спокойны. — Начинай.
— Мне надо сказать тебе две вещи. Очень серьезные.
— Про одну я, кажется, догадываюсь. Судя по всему, у тебя был большой день в школе.
— Да, это одна из них.
— Мистер Кемпси мне звонил. Рассказал про того мальчика, которого исключили.
