Мы отсмеялись, и Настя призналась:
– Олег тоже как-то «скорбел» почти сутки.
– С любовницей? – ахнула Катя.
– С пиломатериалами. Что тебя постоянно на адюльтерные версии тянет? Мы хотели заняться торговлей лесом. Олег трое суток гнал груженый «КамАЗ» из Коми. Приехал на склад и, пока разгружали, отошел в сторонку, присел на доски и отключился.
– Это простительная «скорбь», – вступилась я за Олега. – Он же не квасил с дружками, а непосильно работал.
Я чувствовала, что тугая пружина обиды на мужа отпускает. Андрея не оправдывает то, что не одинок в своем мерзком поведении. Но все-таки типичный мерзавец – это легче, чем уникальный.
– Как же! – хмыкнула Настя. – Прежде чем богатырски уснуть, он принял на грудь с хозяином склада и компаньоном Лешкой. Потом Лешка решил, что Олег, не прощаясь, отбыл домой, и склад закрыл.
– А телефона там не было? – спросила Элька.
– Спящему телефон без надобности, – ответила я за Настю. – Бедный Олег, как ему жестко было, наверное, на досках.
– Это я бедная! – не согласилась Настя. – Я звонила по долам и весям в ГАИ, спрашивала, не перевернулся ли «КамАЗ» с лесом на их участке. Мы взяли большую сумму в долг у полубандитов, если бы лес пропал, я бы в жизни не расплатилась, и как меня заставили бы платить, страшно было подумать.
– Меркантильная, – осуждающе покачала я головой, – ты печалилась о деньгах, а не о муже. Олег у тебя золотой парень.
– Пробы ставить негде, – хмыкнула Настя. – За полночь я догадалась позвонить Лешке и выяснила, что Олег в Москву прибыл. И тут, к твоему сведению, Алена, я перестала терзаться долгами и деньгами, а просто по-бабски сходила с ума.
– А телефон там был? – снова спросила Элька.
– Был, – ответила Настя. – И Олег, когда очнулся, по надобности ему захотелось, кругом темнотища, как здесь очутился, не помнит, чиркая зажигалкой, добрел до подсобки. И кому он первому позвонил? Не мне! А Лешке, спросить, где туалет.
– И те полчаса, которые Олег справлял нужду, прежде чем успокоить тебя, позвонить, ты ему простить не можешь, – сказала я.
Я питаю слабость к Олегу, мягкому, спокойному, покладистому. Если бы взять частичку Олежкиной благодушности, способности долго раскачиваться и перенести в моего мужа, который легко вспыхивает и заводится с пол-оборота, я жила бы с идеальным мужчиной.
– Мне он не позвонил! – заявила Настя и выдержала многозначительную паузу.
Обвела нас по очереди строгим взглядом, как следователь, который предупреждает свидетелей о даче ложных показаний.
– Олег снова завалился спать! – продолжила Настя. – А позвонил мне Лешка и спрашивает: «Олег тебя предупредил?» Я блею: «О чем?» Лешку зевота раздирает, и говорит он невнятно, сумбурно. Сказал бы просто: «Олег заперт на складе, не волнуйся». А Лешка бормочет, что Олег недавно выходил на связь, туалет искал, а освещение отключено. Какой туалет? Какое освещение? Дурдом, «муж профессор» в худшем варианте. Когда мы с Лешкой приехали на склад, включили свет и нашли Олега, он преспокойненько спал на досках, свернувшись калачиком. Час назад я молилась: только бы жив! А теперь мне хотелось дернуть за верхнюю доску, чтобы весь штабель его накрыл. У Олега, видите ли, кончился газ в зажигалке, дорогу в подсобку он не нашел и спокойно завалился дрыхнуть дальше.
– И все-таки у него есть смягчающие оправдания, – стояла я на своем.
– У них всегда есть оправдания, и всегда смягчающие, – сказала Катя. – А нам седые волосы закрашивать.
– Девочки, – заговорила Эля, – я читала, что в будущем появятся портативные беспроводные радиотелефоны, которые можно носить с собой и каждую минуту в любом месте легко выходить на связь.
– Фантастика, – скептически отреагировала Катя. – Видела я радиотелефоны, они есть у военных. У меня был один полковник. Здоровые штуки, я про телефон, а не про то, что вы подумали. Этот аппаратик в дамскую сумочку не положишь и в карман мужских брюк не засунешь. Никто не согласится их таскать.
– А стоить будут как крыло самолета, – поддакнула Настя. – Чтобы не вгонять жену в панику, радиотелефон не требуется, хватает городских и домашних, Москва давно телефонизирована. Дело не в телефоне, а в принципе.
С последним замечанием мы единодушно согласились.
Уже покончили с компотом, официантка убрала со стола, но расходиться не хотелось. В наших учреждениях к опозданию с обеда относились гораздо лояльнее, чем к опозданию к началу рабочего дня. Мы заказали кофе.
– Мне не повезло больше вас всех, – настала Ирина очередь поведать свою печаль. – У меня есть черный день в году – семнадцатое октября. Если семнадцатое попадает на субботу, то черной становится пятница, если на воскресенье, то понедельник, а то и вовсе нет системы, однажды это случилось двадцать четвертого октября в среду.
Мы переглянулись: эта дата ничего нам не говорила.
– День рождения Колиного начальника, завотделом в «Спортснабе», Василия Захаровича, – пояснила Ира. – Супруга зава, Клавдия Егоровна, – эсэсовская мегера. Она держит мужа в строгом ошейнике, на коротком поводке и периодически стегает плеткой. Что вы ухмыляетесь? Я серьезно говорю! Не удивлюсь, если она его поколачивает или гаркает: «К ноге!» Но раз в год, на день рождения, Василий Захарович перегрызает поводок и убегает на свободу. Возможно, у них такой уговор, не знаю. Одному в загул ударяться Василию Захаровичу неинтересно, сослуживцев завлечь – авторитет подрывать, он выбрал в компанию моего Колю. Во-первых, Коля не проболтается, во-вторых, благодаря большой массе тела не наклюкается до положения риз и до дома доставит, в-третьих, это уже стало привычкой, традицией. Я пыталась в приближении даты Колю не пускать на работу. Девочки, между нами, я ему однажды пургена в борщ насыпала, Коля четыре дня с унитаза не вставал. Бесполезно. Банкет был просто перенесен.
– Отравительница! – рассмеялись мы.
– Вам легко говорить! То есть не легко, сами знаете, каково ночь-заполночь от страха трястись. Но по графику! Каждый год! И ведь сначала я про этот график не помнила. Семнадцатое октября – не двадцать третье февраля и не восьмое марта. За год стиралось из памяти, про бабушкин день рождения забудешь в суматохе, уж про именины начальника тем более. Но потом, в преддверии, меня уже начинало колотить, и Колю я обрабатывала. И он клялся, что не задержится, а если задержится…
– То обязательно позвонит, – подсказала Элька.
– Вот именно! Ни разу не позвонил. Я подозреваю, что ему самому это все нравится. Они начинают чинно – в ресторане, а заканчивают на лавочках в скверике, а еще Василий Захарович любит на детских площадках, на качельках-карусельках догоняться водочкой и песни петь.
– Если ты точно знаешь, где и с кем Коля, – пожала плечами Настя, высказавшая общее мнение, – то почему нервничаешь?
– Потому что есть фашистка Клавдия Егоровна. В три часа ночи разные страшные мысли в голову лезут: где они, не ввязались ли в драку, потому что пьяному Василию Захаровичу песни петь или кулаками размахивать одинаково нравится. Не забрали ли их в вытрезвитель? У Коли перспективы перейти на хорошую должность в главный спорткомитет, а после вытрезвителя его и в дворники не возьмут. Не выдерживаю и звоню Клавдии Егоровне. И эта мымра отвечает: «Василий Захарович давно дома». А где мой Коля? Такая паника от страха нападает, что никакой пурген не нужен. Другой раз я ее попросила: «Не могли бы вы пригласить Василия Захаровича к телефону?» Отвечает: «Он давно отдыхает, и ваша просьба бестактна!» А она очень тактичная, гадина! То ли врет, имидж супруга поддерживает, то ли правду говорит. Я ведь не знаю! Сегодня какое число? Десятое октября, значит, через неделю. Я хочу их выследить. А давайте все вместе? – воодушевилась Ирина. – Представляете? Они в темном дворике на качелях вино хлещут, а тут пять женщин – как совесть женская упятеренная.
