Именно тогда, на следующее утро после этого, Алла Демидовна, Б4, спросила его, часто ли бывает так, что кто-то отстает от автобуса.
— Да каждый раз! — оптимистично заявил гид в микрофон. — Иногда люди сами догоняют, была у меня такая дама, всю Швецию за нами ехала. Другие звонят, и я объясняю им, как нас найти. Но ведь бывают такие, которые хотят отстать, вы меня понимаете? — он сделал паузу. — Я не против, поймите. У нас давно не советское время, и я вам не нянька. Мне, единственное, было бы удобно, если бы вы подошли и заранее сказали — так, мол, и так. Неужели я бы стал кого-то держать за руку? Но меня, по всей вероятности, боятся.
И он усмехнулся в микрофон. Вроде чего нас бояться?
«Да уж, чего нас бояться», — подумал теперь, ощупывая в кармане зубную щетку. Выцветше-рыжую. Без надписей.
4
За огромными полукруглыми окнами на носу корабля со всей его исполинской высоты острова появлялись фантастически, нереально. Они будто выныривали из моря, проплывали рядом и вновь уходили под воду. На них были сосны, редкий снег, мокрый песок и большие, почти круглые камни. Черные птицы крутились над соснами, строгими, мачтовыми. Черная вода была в белом вареве крошеного льда. Когда навстречу проплыл другой паром, он тоже походил на остров, но оставил после себя эбонитовый след.
В большом ресторане русские затерялись. Народу много, выходные. Семьи, дети, пожилые, молодые люди. Все приветливые и говорливые. Без национальных различий. Просто люди с тарелками, бродящие между столов с предлагаемой едой.
Но когда русские расселись, стало заметно, что сели они в один ряд, за самый большой стол, сели так, чтобы быть лицом к окну, разве что не по порядку, как в автобусе. Только гида и водителя не было. И Корневу не досталось места. Он попал за небольшой круглый стол, где сидели еще восемь человек. Он взял себе все возможные виды селедки, самого черного хлеба и постоянно поднимался, чтобы подлить красного вина.
Э-э , подумал старший Варламов, проследив за ним, и пригубил своего белого, налитого женой. Она покачала головой.
Почему он всю дорогу молчит? Только молчит. Вот так живешь с человеком, думаешь, что знаешь его, а на самом деле — нет. Саввушка, а? Мила подняла взгляд с тарелки на мужа. Он ловил глазами всплывающие острова.
— Товарищи, надо пойти гиду сказать, ведь может выйти международный скандал, — сказала Алла Демидовна. — Смотрите-ка, как набирается!
Она поднялась.
— Да оставьте вы его, — тихо сказала вдруг обычно кроткая Рая.
— Что вы сказали? — изумилась Алла Демидовна.
— Оставьте вы его. Может, человеку плохо. Вы же не знаете.
— Ну, знаете ли, — обиженно произнесла Алла Демидовна, но села на место.
Не скажет ничего. Я его не понимаю. Если разводимся — зачем поездка? Смеркается, не видно же почти уже ничего. Если поездка — зачем разводимся? Мы тут самая странная пара.
Корнев встал в очередной раз, вернулся, сел и мрачно осмотрел своих соседей.
— Раша? — спросил его толстый человек и взял зачем-то за локоть. Улыбнулся, аж щеки заблестели.
— Раша, — кивнул Корнев незлобно и рукой не двинул. — А что?
— Олрайт, олрайт, — закивал тот дружелюбно и похлопал Корнева по руке.
— Суоми? — спросил Корнев.
— Но, — замотали синхронно головами все восемь улыбающихся человек.
— А, неважно, — сказал Корнев. — Вы не обижайтесь, что я так, ага? — Он вопросительно показал на свои бокалы и тарелку с селедкой.
— Олрайт, олрайт, — закивали и заулыбались они опять.
— А мне вот интересно, что вы на самом деле сейчас обо мне думаете, — сказал Корнев задумчиво, глядя на толстого. — Молчишь? Ну ладно. Я только одно тебе скажу. Вы вот думай… — он икнул, — те, зачем русский человек за границу едет? А? Вы думаете — за этим? — Он кивнул на бокал, и столик опять синхронно закивал. — А ни фига. — Он тоже расплылся в улыбке, приблизился к толстому и сказал ему в самое лицо: — За тоской он сюда едет. За тоской. — Восемь человек вокруг послушно закивали и подняли бокалы, будто Корнев сказал тост. Он чокнулся с ними со всеми, выпил, вытянул из-под стола свою сумку и ушел.
— Ты все? — спросил Савва у Милы. — Пойдем спать.
Радио объявило, что на верхней палубе будет дискотека. Перед стойкой регистрации на бортике фонтана сидел Корнев и бил плашмя ладонью по воде. Чуть дальше, за шахтой с лифтом, был коридорчик и стеклянная дверь на внешнюю палубу. Небольшая, служебная. Она оказалась незаперта, подростки стайками выпрыгивали наружу покурить. Им было зябко и радостно.
Exit — было написано зеленым над этой дверью — и выбегающий человечек.
Выход — прочли Корнев и Савва вместе. Каждый про себя. Но заметили друг друга и отвернулись.
5
В Эльсиноре была в тот день такая погода… Впрочем, нечего о ней сказать, кроме того, что была, это место он при другой погоде не помнил: пасмурно, высокая влажность, сильный ветер с моря. Холодно. Женщины надели шапки, мужчины подняли воротники.
Эльсинор — замок за стенами средневековой крепости, пушки на береговой ее части по привычке опущены в сторону Швеции. Вон она, видно ее, всего три километра пролив, он им об этом уже сказал. Влажный песок. Вдоль моря — огромные серо-зеленые валуны. Он видел, как одна из его туристок перелезла через них — поближе к воде — и скрылась из виду.
В замок их пустили, хотя не ждали. Большая женщина-сторож, с тяжелым взглядом и тяжелой челюстью, со связкой ключей в полкило и в темно-синей униформе, улыбнулась им с приветливостью лошади.
Он сказал по-датски:
— Это туристы из России. Вы были бы очень добры, разрешив нам осмотреть замок изнутри.
Лошадь была очень добра. Он заметил, что русские оробели от ее улыбки настолько же, насколько от всего колорита этого места.
Они получили историю, Шекспира и пятнадцать минут свободного времени на прогулку и фотографирование.
— Где стоит автобус, вы знаете, — сказал он им и медленно зашагал по валу к стене: хотел потрогать ее камни. Камни были влажные, у земли покрыты мхом. Местами стена была реставрирована свежим кирпичом. В небе кричали огромные чайки.
Он видел, что почти все потянулись к автобусу, подгоняемые в спину ветром с Балтийского моря.
Он видел, что Савва вернулся обратно на территорию замка. Позже увидел его на стене. Савва смотрел на море, в сторону Швеции, поверх одной из опущенных пушек. Его жена стояла внизу и кричала ему что-то, смеялась и стирала тыльной стороной ладони слезинки от ветра.
Он видел, как Корнев ушел по берегу направо. Позже он пошлет подростка, А2, в ту сторону, сказать Корневу, что уже уезжаем.
Девочек он не видел во время всей экскурсии. Внутренне он с ними уже попрощался. И был отчасти удивлен, когда встретил их, зябко курящих рядом с автобусом.
