— В нижнем? И не боишься ночи?
— Не боюсь сейчас ничего, кроме собственной лени. Потому и спешу: как бы не схватила меня за полу да не загнала в дом к Антуле, как все эти дни делала.
— Те, сестра! Уж не Санталай ли имя лени твоей? — засмеялся брат.
— Что ты! Моя лень без имени и тем для меня страшнее. Знала бы имя ее, так прогнала бы прочь.
— Точно укусил тебя в лесу пегий дух, — сказал он. — Так что, не ждать тебя сегодня?
— Не жди. Приду только увидеть Очи и сказать ей что-то.
— Так может, я передам?
— Нет. Хотя, передай: скажи, Камкину шубу, с прошлой луны забытую, нашла Ал-Аштара, пусть завтра девы мои мерить ее до света приходят на опушку за станом.
Санталай рассмеялся и остановил коня:
— Приезжай сама, сестра! — крикнул мне, а потом добавил: — Да: Антулу духи жгут, сегодня все в доме братьев Ату собираются!
Я подняла руку в знак, что слышала его и поехала дальше. Антула уже накануне казалась нездоровой, но я не видела вокруг нее духов болезни и думала, Зонар был причиной того: рядом с Очи он сел вчера и чашу с настоями ей подавал. Хоть ни словом, ни взглядом не обменялись они, Антула была горячечной и злобной, красные пятна ходили по ее мягкой, ненакрашенной глиной шее.
В нижнем стане жила Ильдаза, и к ней первой направилась я, решив собрать дев. Только у родного очага не оказалось ее. В том стане тоже был дом, где вечерами собирались бессемейные воины, и Ильдаза моя была там, и смеялась звонко, блистая белыми зубами. На лице ее была краска, и запах ощутила я от ее тела сладкий, когда, удивленная и испуганная, вышла она ко мне. Но я лишь велела ей прибыть на утро и тут же уехала.
После направилась я в дом к Ак-Дирьи. Она жила на окраине стана, но и ее не было у родного очага. Все уже спали, одна только старуха, давно снявшая пояс хранительница огня, как бы живая мать Табити, чаша с углями, сидела в полутьме. Ее и спрашивать я не стала, где Ак-Дирьи, у таких ум давно ссохся.
Отправилась к Согдай. Дом у нее оказался новым, опрятным. Она рассказывала мне, что этот дом ее отец для ее матери поставил. Отец у нее был богатый, многоконный человек, мать Согдай была его первой женой, но рожала ему только девочек, поэтому он взял другую жену, а первую отселил, чтобы ее духи не мешали новой детей к очагу звать.
Отчего-то я думала, что не ходит на посиделки Согдай. К Антуле ни разу не приходила она, а к старшим пойти ей скромность бы не позволила. Но и ее не оказалось у очага. Мать ее ко мне вышла — небольшая женщина, с узкими глазами, запуганная и слабая. С трепетом смотрела она на меня, как если бы я была большущим мужчиной, ворвавшимся ночью в дом. В люльке заплакал ребенок, и другая девочка, непосвященная пока, пошла успокоить его.
Делать нечего, пришлось и мне отправиться в дом братьев Ату. Со смутным чувством поехала я туда. Оказалось, что все девы проводили вечера на посиделках, и от этого было мне противно, будто подвела я Камку. Ехала, не разбирая дороги, и сама себе вслух пеняла:
— Вождь примером для всех становится. Что он возьмет себе в голову, то его люди будут думать. Сам перед собой и перед людом чист и прозрачен он должен быть, как ручей. А я? Что я за вождь? Чему я дев за эти дни обучила?
Но тут услышала сзади хруст снега. Кто-то ехал за мной, а я не слыхала, погрузившись в мысли. Обернулась — и вздрогнула: меня нагонял конник Талай. Медленно вел он своего прекрасного долгоногого коня, верно, давно в мой след ступая. А как обернулась я, сжал коню бока и вмиг поравнялся со мной.
— Легок ли ветер? — спросил он с улыбкой.
Я кивнула в ответ и сама себе подивилась: кровь бросилась в лицо, как заговорил он, и сердце сильней забилось. В первый раз видела я его с того вечера, как пришел он в дом Антулы, а оказалось — только его и ждала.
— Помешал тебе, дева? С духами разговаривала? Куда ты едешь?
— К братьям Ату.
— Хе, будет там жарко сегодня, столько людей соберется под одной крышей! — усмехнулся он. — Вместе поедем, или ты другую знаешь дорогу?
— Нет, поеду с тобой.
Шагом тронулись. Я чуяла робость, хотелось заговорить, но не знала о чем. Даже глаз не поднимала, все на гриву конька смотрела.
— Я помню свое обещанье, царевна, а ты, верно, забыла, — сказал Талай, и я с удивлением глянула на него — не смеется ли? — Так и будешь на горном коньке ездить? К лицу ли то воину?
Я вспыхнула и отвела глаза.
— Ты, я вижу, не в духе сегодня, Ал-Аштара. Или не рада проводнику?
— Нет, Талай. Я рада тебе. Но я думала, ты пошутил о скачках.
— По рукам били — разве шутка? До праздника весны немного осталось. Найдем тебе хорошего коня и будем учить дороги стелить.
— Меня с детства не учили коней объезжать. Боюсь, не подойду я для скачек.
— Те! Ты царская дочь, в тебе белой кобылицы с Золотой реки кровь. Эта кровь сама тебя всему научит.
Тут подъехали мы к дому, у которого уже много было лошадей.
— Смотри, — засмеялся Талай, — братья твоего горняшки. Не их ты ищешь?
И, спешившись, пошел в дом.
Я вошла вслед за ним. Людей здесь было гораздо больше, чем у Антулы. Талая знали, его приветствовали, окликали, и он стал пробираться к месту, перешагивая через ноги и расставленные блюда. Я жалась к дверям, пока меня не позвал Санталай. Тогда пробралась к нему, сняла шубу с плеча и села на рукав.
— Пришла, сестра! — обнял меня брат сильной рукой. Он уже пах хмельным молоком и был особенно нежен. — Я передал все Очи, но она не поняла ни слова! — сказал он с пьяным восторгом.
Очи сидела недалеко. Рядом с ней был Зонар. Я этого ожидала. Увидела я еще Ак-Дирьи — за это время она располнела, щеки ее горели, губы алели, сидела она у огня и хохотала с незнакомыми мне девами. Только Согдай не заметила я.
С мороза в тепле меня разморило. Хоть и думала сперва, что уйду сразу, лишь передам все девам, но не уходила, сидела. Вокруг говорили, шутили, смеялись, и я тоже уже смеялась, принимала у кого-то из рук чашу, наливала настойку. В этом доме легче себя ощущала, быть может, потому что не было здесь мрачной Антулы. Близнецов-хозяев Ату я не сразу признала среди гостей, они не сидели у очага, и вообще здесь мест не соблюдали.
Тут пошел разговор: «А кто из вас, девы, петь хорошо умеет?» Но все отнекивались и смеялись, прикрывая рты рукавами, как вдруг одна из тех, кто в этом году посвящение получала, крикнула:
— Ал-Аштара вон, она умеет. Она у Камки хорошо пела.
— Да, да, Ал-Аштара может, — тут же поддержали другие. — Она про Золотую реку на посвящении сказывала.
— Ал-Аштара? Кто это? Ал-Аштара? И правда умеет? — зашумели вокруг, и я не знала, куда деваться.
— Спой, Ал-Аштара, — просили уже меня, а по рукам передавали трехструнную арфу-нун. Я думала отпираться, но увидела, как Талай показывает на меня одному из братьев Ату.
