К Борису при виде сестры возвращается хоть какая-то способность говорить и думать – Танька реальная, настоящая, привычная. Не похожая на двух оставшихся за спиной персонажей фильма ужасов.
– Эдик… там… Димка его… – он пытается выкрикнуть это, но голос звучит слабо, затравленно; Борис не может набрать полную грудь воздуха и выплевывает короткие полуфразы.
Танька, не слушая его, распахивает дверь – за ней другая, железная…
Слышны шаги в коротком, ведущем в гостиную, коридорчике – медленные, шаркающие, но уверенные шаги «Мальчика-Вампира». Он никогда не соревновался с преследуемыми в спринте – страх, вяжущий по ногам и рукам страх позволял ему всегда добираться в конце концов до горла визжащих от ужаса жертв…
«Ну, открывай же… – мысленно торопит Борис сестру. – Эдик не запирал, просто захлопнул… быстрей… быстрей же, дура…»
Замок с каким-то секретом, или же просто Танька не знает, где нажимать и что в какую сторону крутить; она бы разобралась, она бы обязательно разобралась, будь у нее хоть чуть времени, но времени нет.
– В комнату! Запремся, позвоним… – она хватает Бориса за рукав.
Он оцепенело смотрит на дверь, на несколько миллиметров стали, отделяющих их от свободы, но Танька буквально тащит за собой. Он бежит медленно, еще сильнее кривясь на бок и шипя от боли.
Спальня родителей Эдика. Заперта! Дальше…
Они заскакивают в его комнату – последнюю по коридору. Дверь довольно прочная, из мореного ореха, и (спасибо Эдику, отстоявшему у родителей святое право на личную жизнь) на ней тоже замочек – немудреный, запирающийся изнутри одним движением латунной шишечки – она поблескивает в сочащемся с улицы свете, искать на ощупь не приходится.
Танька запирается, едва ввалившись в комнату – вовремя – за дверью шаги.
Радоваться рано, преграда хилая – верх двери застеклен. Стекло не сплошное – маленькие, разноцветные, толстые и мутные кусочки в прихотливо извивающемся деревянном переплете – прежнему Димке не преодолеть бы эту преграду, но… припереть чем-нибудь? – Танька не додумывает эту мысль…
– Свет, дура, свет!!! – задушенно, но достаточно громко хрипит брат, и Танька шарит у дверей в поисках выключателя.
«Телефон, бля, где у него телефон…» – Борис знает, что аппарата в комнате нет, но труба, Эдиков айфон – его не разрешали таскать в школу и большую часть времени он болтался здесь…
Специальный держатель на стене, справа от учебного стола, пуст. «Раздолбай херов…» – Борис лихорадочно сбрасывает со стола кучу наваленной там всякой всячины – бумаги разлетаются по комнате, дорогие игрушки падают и хрустят под ногами – и нет среди них только одной, самой нужной сейчас…
У Таньки, включившей свет, это действие словно отняло последний остаток воли – она стоит у двери, не в силах отойти и помочь Борису в поисках…
Дверная ручка яростно дергается вверх-вниз. Танька сбрасывает оцепенение.
– Димка! Ты меня слышишь?! Очнись, Димка, игра кончилась… Ты слышишь меня?!!! Проснись, ты же Димка, ты не «Мальчик-Вампи-и-и-ир»!!!!!
Ее голос, сначала трогательно-умоляющий, срывается на бешеный крик… И тут Боря смеется – жутким, квакающим смехом, переходящим в стон боли:
– Хе-хе-хе-у-уй-а-а, бес… бесполезно… он слышит только Эдика… а Эдик… хе-хе-ох-х…
Он перебирается от стола к стеллажу и бесцеремонно скидывает с него все на пол. Едва успевает поймать падающий кожаный футлярчик с айфоном – взрыв боли от резкого движения не может заглушить радость: сейчас, сейчас, он наберет две знакомые цифры и все встанет на свои места. Все вернется, психа заберут куда следует, через пару недель Эдик выйдет из больницы и с гордостью станет показывать украшающие мужчину шрамы, когда они со смехом начнут вспоминать происшедшее…
Айфон у Эдика навороченный: хочешь – фотографируй, желаешь снять видеоролик – нет проблем, Интернет – легко и просто, гуляешь в незнакомом месте – не заблудишься, система навигации всегда укажет правильный путь…
Но самое-то главное: как же по этой хрени звонить?!
«Сука-а-а!!!! В вампиров ему играть… не мог нормальной мобилой обойтись…» – Борис безнадежно давит кнопки незнакомой модели, но на экранчике мигает лишь стандартная заставка «Яндекса»… Господи, ну всего-то набрать две цифры, всего прокричать десять слов…
Маленькое витражное стекло влетает внутрь комнаты. Рука с загнутыми крючками-пальцами ползет вниз, к замку…
Танька визжит. Отскакивает от дверей. Борис с размаху швыряет проклятый айфон в окно – ни трещинки. Небьющиеся стеклопакеты, пропади они пропадом…
«Надо напасть, надо напасть сейчас, – мелькает у Бориса мысль при виде руки, с трудом проползающей, втискивающейся в узкое отверстие, – пока он застрял, неужели мы вдвоем…»
Он сам не верит себе и знает, что даже вдвоем они ничего не сделают.
– Кладовка, – выдыхает Танька в ухо жарким шепотом, – он не найдет, он же ничего не соображает…
Кладовка – не то сильно разросшийся встроенный шкаф, не то чулан-недомерок – набита всяким барахлом. Здесь тесновато, рядом могут стоять двое, самое большее трое. На дверях, цельных и массивных дверях, ровесниках квартиры, – ни замка, ни задвижки…
…Танька жмется к нему в темноте, не обращает внимания на липкую, заблеванную рубашку; он оттолкивает ее, шарит руками по стоящему на полу и на полках хламу…
«Подпереть… подпереть дверь… родители совсем скоро приедут… не сожрет же он их четверых разом…»
Под руки попадаются лыжные палки, Борис лихорадочно пихает их в массивную дверную ручку, а в комнате щелкает замок и снова топают шаги – удивительно тяжелые для худенького двенадцатилетнего мальчика.
Может, он и не соображал ничего, этот «Мальчик-Вампир», но инстинкт привел его безошибочно, прямиком к убежищу…
Дверь содрогается, с потолка сыпется мелкая штукатурка.
«Дергай, дергай… только ручку оторвешь… – успокаивает себя Борис. – Попробуй-ка прогрызть эту дверку… лишь бы выдержали палки… лишь бы выдержали…»
– Кол! – выкрикивает Танька, уже не таясь. – Нужен кол, он его не убьет, но хоть остановит…
Остановит… до следующей серии… Борис снова шарит по кладовке, ничего подходящего нет (а дверь ходит ходуном от постоянных рывков) – пытается отломать доску от полки, но приколочено все на совесть. Ему кажется, что в кладовке стало светлей, он видит теперь то, что лихорадочно ощупывают пальцы. Он оборачивается – старые алюминиевые лыжные палки заметно изогнуты, дверь чуть приоткрылась, свет льется в щель шириной в два пальца… С каждым рывком щель растет…
Борис видит и хватает с пола маленькую, в три ступеньки, деревянную лесенку (доставать вещи с верхних полок? – не важно!) и с размаху бьет ею о стену. Потом еще, еще, еще… На боль в сломанных ребрах не обращает внимания. Радостно всхлипывает, когда в руках остается обломок лестницы с острым расщепленным концом.
