После обеда смутное чувство несделанного усилилось – Славик послонялся по квартире, не зная, за что взяться; открыл холодильник на кухне, провел ревизию содержимого и заявил Свете, что поедет завтра на дачу, поглядит, что там и как после зимы, а заодно привезет из подвала всяких варений-солений.
Жена посмотрела на него крайне подозрительно, обычно в это время отправить его на дачу было почти нереально. Но ничего не сказала, стала громыхать стеклом, собирая пустые банки – вывезти заодно тару под летние заготовки…
А он успокоился, продремал вечер перед телевизором и около полуночи завалился спать (бронзовая пентаграмма простояла всю субботу в нише балконной двери, за занавеской, Славик в этот день к ней и не приближался…).
Спал плохо – почти всю ночь его преследовал дедушка. Покойный дедушка Зигхаля. Изрядно разложившийся старичок, одетый в полусгнившую эсэсовскую форму, весь перемазанный свежей землей, клацал лишенной плоти челюстью и замогильным голосом требовал вернуть ему бронзовую пентаграмму. Славик во сне совершенно не боялся этого опереточного призрака, скорее смешного, чем страшного, – пока тот быстрым движением руки не вцепился ему в глотку. Неправдоподобно белые костяшки пальцев вылезли из расползающейся кожи и осклизлого мяса кисти, как из драной, разваливающейся перчатки, и впились в горло Славика, оборвав в зародыше крик. Он попытался разомкнуть медленно сходящиеся клещи – тщетно, они вдавливались в кожу с безнадежной неотвратимостью винтового пресса; кровь не поступала в голову, а воздух – в легкие. Дедушка-мертвец заквакал отвратительным высоким смехом, Славик узнал его, хотя прошло двадцать лет, – так смеялся поганец Филя после какой-нибудь уж очень выдающейся пакости. «Это он, это Филя…» – понял Славик, прежде чем провалиться в пропасть, кишащую желтыми, зелеными и красными воздушными шарами. Его голова тоже превратилась в красный шарик – и тут же лопнула с малиновым звоном бронзовой пентаграммы…
9
На даче все было в порядке.
Никто за минувший месяц не залез ни в маленький, пять на шесть, но уютный домик, построенный еще отцом Славика, ни в гараж, ни в две приткнувшихся по краям участка сараюшки. Алюминиевые листы, предмет вечных его тревог, покрывавшие гараж, были в целости и сохранности (каждую зиму Славик с замиранием сердца ждал, что их сдерут залетные ханыги, сплющат безжалостными ударами молотка и сволокут кому-нибудь из собратьев по профессии – такая дурная шутка была вполне в духе его злодейки-судьбы). На участке тоже не замечалось признаков незваных визитеров – на полурастаявших, почерневших сугробах только расползшиеся кошачьи и птичьи следы.
На чердаке были оборудованы две маленькие летние спаленки, а по бокам от них, под самыми скатами крыши – два узеньких, забитых всякой всячиной чуланчика. В одном из них лежали перевязанные в большие неаккуратные пачки всевозможные книжки, большей частью без обложек – трофеи давних трудов Славика на ниве сбора макулатуры. Он и тогда чувствовал, что из некоторых книжек делать картон нельзя, и тащил домой все, что представляло или могло представлять хоть какой-то интерес… Ради этих пачек он сейчас и приехал.
…Но если судьба решит потрепать кому нервы, то делает она это неторопливо и методично, обстоятельно, со вкусом. Искомая книжица лежала, понятное дело, в самом низу последней из развязанных Славиком пачек. Но если от двери чуланчика она была самая дальняя, то ко входу во временное жилище мышей-полевок, решивших перезимовать на дармовщинку у Славика, самая ближняя.
И неграмотные грызуны без малейших угрызений совести пустили на утепление апартаментов изданную в начале века библиографическую редкость… Славик посмотрел на кучу обрывков (или огрызков?), в которые превратилась добрая треть старого труда по прикладной магии, и ему стало жаль и себя, и не пойми зачем потраченный выходной, и верную «шестерку», последние двадцать километров изображавшую амфибию в глубоких и широких лужах, сплошь покрывавших проселок…
Но делать было нечего, современные издания на эту тему он считал сплошным шарлатанством. Славик вздохнул и стал укладывать в пластиковый пакет разрозненные обрывки.
10
Постоянные клиенты, заглянувшие в вагончик в понедельник, были бы наверняка удивлены небывалым занятием Славика. Он задумчиво сидел над мозаикой из неровных обрывков пожелтевшей, ветхой бумаги и старательно складывал их. Более-менее восстановив страницу (многих кусочков не хватало) – запаивал в пленку утюгом антикварного вида, извлеченным из кучи принесенного жаждущими гражданами хлама…
Атмосфера в районе реставрационных работ также могла весьма заинтересовать чуткие носы посетителей: опасаясь мышиной заразы, Славик регулярно протирал руки техническим спиртом из большой пластиковой бутыли (призовой стаканчик особо отличившимся был еще одним его ухищрением в постоянной борьбе с подонком Филей).
Но, несмотря на понедельник – день, как известно, тяжелый – никто из постоянного контингента к Славику не пришел и не смог удивиться его необычным занятиям. Поначалу это радовало – не мешали возиться с книжкой, потом удивляло, а под вечер просто встревожило. Удивительное дело – за весь день всего два посетителя: образованного вида дамочка в очках притащила прохудившуюся морозилку от холодильника, да Никитич, непьющий (!) сантехник из соседнего ЖЭКа, выложил на весы аккуратную кучку старых букс и вентилей…
Во вторник странное безлюдье повторилось; складывалось полное впечатление, что здешние старатели свалок и мусорных бачков дружно бросили пить и записались в общество анонимных алкоголиков, или поголовно устроились на работу, или по редкому невезению все как один попали в грандиозную облаву милиции, чистящей город к началу Игр доброй воли… В этот день Славика посетили четверо случайных клиентов да притащили огромный мешок со сплющенными банками две тетки, промышлявшие сбором посуды по электричкам. Сказать, что это было странно – ничего, в сущности, не сказать. Это было небывало, это было загадочно – и Славик сильно подозревал, что источник странностей и загадок находится совсем неподалеку, метрах в четырехстах, за путями железной дороги…
В среду Славик отложил любовно восстановленную книжку, которую он изучал эти два дня самым внимательным образом, и, презрев гордость, самолично отправился к Филе, твердо уверенный, что все соглашения самым хамским образом нарушены и не миновать большой разборки…
В десятке шагов от подвальчика конкурента Славик остановился и долго стоял, недоуменно уставившись на низкую, обитую железом дверь. Дверь украшал амбарный замок и заметное издалека объявление: «НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ ПУНКТ ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ЗАКРЫТ».
Какие же такие у Фили причины… Одна у него может быть причина – загрузил в большой грузовик всех здешних бомжей и ханыг, вывез подальше в лес, к глубокой яме и…
Славик зримо представил искаженное лицо Фили с бешеными глазами и дергающийся в руках пулемет, заглатывающий конвульсирующую змею патронной ленты…
11
А утром в четверг пришел партайгеноссе Зигхаль.
И оказалось, что шальная мысль Славика попала почти в яблочко: Филя действительно загрузил в большой тентованный «КамАЗ» «весь цвет местных сборщиков металла, вывез в лес и…» Нет, на самом деле, поведанная Зигхалем история начиналась совсем по-другому.
