— Спасибо на добром слове. Друг мой, можно ли задать вам один личный вопрос?
Сказав это, добрый Учитель — хороший плотник, никудышный адвокат и великий человек — покраснел, как мальчик, и всем своим видом выразил такое явное смущение, что Аналитик тут же понял, о ком пойдет речь.
— Как вы относитесь к Мари?
— Если просто и честно, наверное, так же, как и вы, Учитель. Она мне очень нравится. Может быть, нравится тем больше, что встретил я ее в не самом, скажем так, обычном для живого человека месте и что никаких шансов на какие-то нормальные отношения у нас нет. Ну а вы-то, Учитель, ответите на очень личный вопрос? Все знают, что вы, пожалуй, даже слишком хорошо относились к женщинам. Что, конечно, было невиданно для вашего времени. В Ветхом-то Завете было нормально и достойно мужчине вышвырнуть за дверь толпе насильников вместо себя свою жену, спокойно проспать ночь и найти ее замученной до смерти на следующее утро. Вы же постоянно общались и дружили с самыми разными женщинами: чужими, больными и падшими. Никто, вместе с тем, не знает, что вы делали в первые тридцать лет своей жизни. Были ли вы влюблены, женаты, была ли у вас семья?
Учитель печально улыбнулся:
— Вы что, еще одно Евангелие написать хотите? «От Аналитика»? Если же серьезно, то, конечно, в моей жизни была любимая женщина. Но наше время не предполагало женитьбы по взаимной любви. В наше время в моем возрасте женились по решению родителей и сугубо по расчету. Ее родители были против и в итоге выдали замуж за гораздо более состоятельного стеклодува из Иерусалима. С течением времени она про меня почти забыла, нарожала детей и стала почти счастливой. Хотя «почти» — глупое слово. Разве счастье может быть полным и постоянным? Я же ее забыть не смог, не смог жениться и обзавестись семьей. Хотя иногда женщинам нравилось проводить со мною время. Я думаю, скорее из жалости.
— Учитель, но если у вас была несчастная любовь, вы, скорее, должны не любить женщин…
— Во-первых, дорогой друг, любовь никогда не бывает несчастной. Муки неутоленной или потерянной любви — это такое же наслаждение, как и обладание любимым человеком. Я бы никогда не хотел забыть своих страданий. Даже спустя две тысячи лет. Та шестнадцатилетняя девочка всегда будет жить в моем сердце. Во-вторых, говоря о моем нехарактерном для того времени пиететном отношении к женщинам вообще… Вы помните, я сегодня упомянул об одном секрете? Который знают только те, кому посчастливилось общаться с Богом?
— Я обещаю хранить тайну!
— Так вот: Бог говорил со мною женским голосом. Друг мой, Бог — это женщина.
Глава 8
Спустя некоторое время Аналитик и Мари не торопясь шли по истертым плитам каменных каньонов переулков Джебуса. Жаркое солнце клонилось к закату. Воздух был полон ароматами растений, обычно ассоциируемых со Средиземноморьем. Тени от зеленого солнца стали гротескно длинными. Они молчали. Аналитик по-прежнему обдумывал, что бы такого сказать уместного и умного, когда Мари наконец молчать надоело, и она решила взять построение связной беседы в свои руки.
— Я ничего о вас не знаю. Кроме того, что вы помогли мне и что теперь у вас неприятности.
— Неужели Учитель ничего не рассказал? Мне показалось, что мог бы… При его-то отношении к вам.
— Бросьте, по-моему, Учитель — это большой ребенок во всем, что касается женщин. В любом случае я не смогла бы относиться к нему, как к простому мужчине. А для него? Взять и отказаться от репутации великого аскета? Вы можете представить новость: «Учитель женился на грешнице-кульпитке!»? Представляете, какой бы удар это нанесло по всему, что построено его именем?
— Нет. То есть представить-то я могу что угодно. Учитель в белом фраке, волосы заплетены в косичку, шампанское и торт с распятием из марципана, толпы народа с цветами… Монахини бросают монастыри и выходят замуж. Но выглядит все это действительно дико. И все же неужели вам даже не льстит внимание величайшего из когда-либо живших людей?
— Льстит! Но мое сердце занято.
— Муж?
— Дочь. Судя по вопросу, детей у вас нет. А жена?
— Была. Я любил. Но этого оказалось мало. Или, наоборот, слишком много. В общем, я надеюсь, что она более счастлива со своим новым спутником. Я вам нравлюсь?
От неожиданности вопроса обычно сдержанная Мари прыснула от смеха и с новым кокетливым интересом посмотрела на Аналитика. У того сладко заныло в груди: смех делал ее неотразимой. Возможно, потому что смеялась она редко.
— Это вас в армии научили? Задавать женщинам прямые вопросы? И вы всегда получаете прямые ответы?
Аналитик вздохнул. Как бы он себя ни вел с женщинами, слишком застенчиво или, наоборот, слишком прямолинейно, результат был всегда один и тот же: он оказывался в дурацких ситуациях, которые они неизбежно и полностью контролировали.
— Нет, не всегда, — меланхолично ответил он, — как, например, в данном конкретном случае.
— Я же не сказала «нет»! — звонко засмеялась Мари. — Боже мой, как, оказывается, приятно пофлиртовать с симпатичным мужчиной! Я ведь совсем забыла! Честное слово, после смерти жениха и рождения дочки мне лет десять не до этого было! А уж в этом проклятом измерении…
— То есть я — это просто еще один симпатичный мужик? — с легко предсказуемой глупой ревностью не отставал Аналитик.
— Нет, не просто. Вы — симпатичный и добрый мужчина, который, невзирая на последствия, вступился за мою честь. За что, кстати, я вас еще так и не отблагодарила.
Мари перестала улыбаться, оглянулась по сторонам, притянула Аналитика под стоящий рядом платан и, встав на цыпочки и обняв за шею, поцеловала в губы. Поцелуй был коротким, но с большим значением, и по телу Аналитика прошла дрожь. «Mon Dieu! — подумала Мари, испытавшая похожее ощущение. — Ты что, дура, делаешь!» Аналитик попробовал было развить неожиданно достигнутый успех и обнять обворожительную мать-одиночку за стройную спину, но она ловко вывернулась.
— Достаточно! И придержите-ка руки! Я вас поблагодарить хотела, а не соблазнять!
— Да что ты говоришь?! — вдруг прозвучал очень знакомый голос. Одновременно раздалось уже становящееся привычным мелодичное звяканье часов — подарка Галилео.
Голос принадлежал одетой в белую тогу очень красивой загорелой блондинке, в которой Аналитик узнал свою, как ему до недавнего времени казалось, любимую девушку — Лену. У Лены было напряженное выражение лица хорошо воспитанной женщины, только что застукавшей своего мужчину в момент интимного общения с привлекательной незнакомкой. Второй раз за этот насыщенный впечатлениями день нашему герою захотелось провалиться под землю, упасть в спасительный обморок или просто проснуться.
— Так соблазнять, оказывается, ты его не хотела! — продолжала Лена, едва сдерживая праведный гнев в обстановке полного и вполне понятного отсутствии комментариев у застигнутой врасплох ее появлением пары. — Значит, ты затащила чужого мужчину в угол, обвилась вокруг него, как кошка, всего обмусолила, и весь этот цирк был всего лишь невинным выражением девичьей благодарности за рыцарский поступок?!