Книга Инквизитор и нимфа, страница 72. Автор книги Юлия Зонис

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Инквизитор и нимфа»

Cтраница 72

«Так, о чем же я размышлял? Цветы, пыльца, опылители… Насчет пыльцы и опылителей пока непонятно, зато точно известно, что у секенов есть паразиты. Личинки, вирусы — не важно. Паразит, как правило, приспосабливается к физиологии хозяина, так что кое-что о системе мы узнаем, рассмотрев свойства паразита».

Внутри большого круга Марк изобразил меньший и написал внутри: «ЛИЧИНКА».

«Организованное электромагнитное поле, чья структура, судя по всему, кодируется информацией, заложенной в цепочке пылевой плазмы. И организм этот все же больше похож на вирус, чем на личинку насекомого. Именно вирусы могут встраиваться в геном хозяина и существовать в „спящем“ виде. Зрелые вирусные частицы обрастают белковой оболочкой… в нашем случае, допустим, формируют плазменные цепочки. Что еще? Точный механизм наследования неизвестен, но проявление личинки всегда сопровождается мутацией в Х-хромосоме. Значит ли это, что без мутации присутствие личинки может быть совершенно незаметным?»

Использовав пароль Митчинсона, Салливан вошел в правительственную ген-базу, открыл нужные файлы и мрачно уставился на собственную родословную. Он просматривал эти данные уже не раз. Марк Салливан — Х-хромосома несет мутантный аллель. Шеймас Салливан, Чарльз Салливан, Ангус Салливан — только аллели «дикого типа». Зато у Миррен Салливан, в девичестве О'Брайен, — да, конечно же, вот она, метка в одной из Х-хромосом. Иначе откуда бы мутантный ген взялся у Марка?

Осененный неожиданной идеей, он снова вывел на экран вайолетские файлы. Так. Интересно. У тамошних телепатов нет метки в Х-хромосоме. С одной стороны, вроде бы и неудивительно — если механизм телепатии совершенно не похож на земной. С другой, на это стоило обратить внимание.

Под первыми вопросами Марк записал следующий: «Почему мутация в Х-хромосоме необходима для земной телепатии?». И ниже уточнение: «Почему у вайолетцев нет Х-хромосомной мутации?».

Третий вопрос мучил Марка еще на Вайолет. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, он попытался восстановить в памяти записи отца Франческо. И вопрос всплыл, ясный и недвусмысленный. Если для активации второй личиночной стадии — той, что у людей-носителей проявляется в виде способностей к ридингу и оперированию — необходим либо секен, либо найденная викторианцами электромагнитная частота, то откуда в древности брались сильные психики?

А они несомненно были. Как минимум два орденских учреждения занимались их поиском: Институт исторического наследия и таинственный отдел J12, находившийся под патронажем Висконти. И те, и другие пользовались «эпигенетической подписью». Генетики ордена давно доказали, что метильный след появляется у сильных телепатов и передается их потомкам. Так Марк узнал, что личинку получил по отцовской линии. Личинка наследила в генах у Марка, у Чарльза и Шеймаса Салливанов, у старого Ангуса и у его отца, тоже Шеймаса, и так далее — вплоть до жившего пятнадцать веков назад О'Салливана, несостоявшегося короля Ирландии и инквизитора. В последние три года Марк не раз мысленно возвращался к нему. Кем же был беспокойный предок и как ухитрился разбудить дремлющего паразита?

Снова качнув стилусом, Марк записал следующий вопрос: «Если для проявления телепатии необходим секен, откуда на Земле брались сильные психики?». И внизу добавил: «Ван Драавен утверждал, что земной секен умер пятьдесят тысяч лет назад. Так ли это?».

Три основных вопроса, три дополнительных. Марк перечитал их и откинулся на спинку стула. Профессор Гольдштейн не уставал твердить: «Корректно поставленные вопросы уже содержат половину ответа». Значит, ответ здесь, перед ним, в этих нескольких предложениях… Забывшись, он потер лоб и ощутил под пальцами сырое и липкое. Ч-черт!

Марк поднял голову и бездумно уставился на отраженного в стекле незнакомца. Ну что бы ему не родиться этим парнем, не прожить простую и честную жизнь? Он усмехнулся, и маска, зарегистрировав сокращение мускулов, навесила на лицо в окне кривую ухмылку. Ухмылка Салливана белобрысому парню не шла. Так, наверное, не пошла бы простая и честная жизнь белобрысого молодца Марку, но разве от этого легче?

Закрыв файл с записями, он рухнул на кровать. Провел рукой над лампой, и по потолку, в желтом четком круге, скользнула тень. Бледная и послушная, совсем как три года назад. Тень, не туманящая разум, не изводящая невнятной звериной тоской. Тень, в которой не ощущалось и капли самостоятельной жизни.


…Граница круга была четко обозначена. Черное опаленное пятно, над которым прошлись все частоты электромагнитного спектра — от жесткой гамма и до радиоволн. Но даже четче, чем гарь, границу круга пометили пятнадцать разрубленных тел. Еще несколько минут назад среброволосые юноши и девушки плясали, и плясало наведенное ими поле, а потом они звали на помощь свою… сообщницу? Сестру? Как знать — если бы прижавшаяся к ивовому стволу девушка не отвернулась, не повернулась спиной и не пошла бы по дорожке парка медленно, а затем все быстрее, не растворилась бы в предрассветном сумраке — возможно, все закончилось бы иначе. А может, и нет. Может, она умерла бы столь же бездарно, как и остальные пятнадцать, как умирал сейчас у ног Марка Шеймас. Но и самому Марку было нехорошо. С каждой прошедшей секундой, с каждой каплей крови, потерянной им там, на далекой Земле, тень наливалась все более густой чернотой, обретала весомость и плоть.

За границей круга еще оставались живые: например, золотоволосый парень со смутно знакомым лицом, который сидел сейчас на полу и открывал и закрывал рот, как выброшенная на песок рыба. Горло парня почти нежно обвивала плеть. Плеть, бич, клинок черной катаны, обладавший всей остротой меча и всей гибкостью тени. Оле медленно накручивал свой конец плети на кулак. Один рывок — и голова парня отделится от шеи. Оле очень хотелось сделать этот рывок. Оле много чего хотелось. Оле наконец-то был свободен и намеревался хорошо погулять в этом городе — человеческом, кишащем, пахучем и полном жизни.

«Нет», — уже привычно приказал Марк.

И тогда Оле впервые ответил. Он говорил не словами, но слова, наверное, прозвучали бы так: «Нет? Ты, должно быть, шутишь. Ты дважды ползал передо мной на коленях, дважды вымаливал жизнь. Признай наконец, что для тебя нет ничего дороже жизни. И это правильно. Нет ничего, в этом мире и во всех остальных, ценней и прекрасней. И мы будем купаться в жизни, поглощать ее, транжирить без меры и находить еще больше. Давай же, в чем дело?»

«Шеймас», — сказал Марк.

«Что?»

«Оставь мальчишку. Для начала прикончим Шеймаса. Я давно хотел это сделать».

Мысль крайне понравилась тени. Плеть по-змеиному соскользнула с горла золотоволосого, и черная катана, вновь обретя форму меча, понеслась вниз — туда, где возился израненный Шеймас. Оле, который был Марком, не знал промаха. Но Марк, который был Оле, в последний момент успел слегка отклонить руку. Клинок, не задев раненого, чиркнул по полу у самых ног. Ног Оле — и ног Марка, потому что в эту секунду они еще оставались единым целым. Но уже в следующую Марк рванулся изо всех сил прочь, туда, где над ивами небо наливалось краской, где роса смачивала щеки лежащего в траве окровавленного человека. Свобода пришла с треском сухожилий, с болью лопающихся нервов и напрочь слезающей кожи — с тем звуком, с которым, должно быть, надвое рвется душа.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация