— Так или иначе, но «этот человек» был его отцом.
Нурия Монфорт улыбнулась, совсем незаметно, уголком рта, и в
ее утомленном взгляде блеснула грусть.
— Как бы то ни было, он никогда не относился к Хулиану
как родной отец, да и Хулиан его таковым не считал. Однажды он мне признался,
что еще до замужества у его матери была связь с человеком, имя которого она так
никому и не открыла. Он-то и был настоящим отцом Хулиана.
— Похоже на завязку «Тени ветра». Вы думаете, он сказал
вам правду?
Нурия кивнула:
— Хулиан рассказывал, что рос, видя, как шляпник —
именно так Хулиан всегда называл его — бил и оскорблял его мать. Затем он
обычно приходил в его комнату и говорил, что Хулиан — плод греха, что он
унаследовал слабый и никчемный характер своей матери и что он так и будет
несчастным всю свою жизнь, неудачником в любом деле, за какое ни возьмется…
— Хулиан, должно быть, ненавидел отца?
— Время все сглаживает, остужая даже такие сильные
чувства. Не думаю, что Хулиан испытывал к шляпнику ненависть. Но возможно, было
бы лучше, чтобы Каракс чувствовал хотя бы это. Мне кажется, он потерял всякое
уважение к этому человеку из-за всех его выходок. Хулиан говорил о нем, словно
тот ничего не значил для него, как если бы шляпник остался далеко в прошлом, к
которому нет возврата. Но ведь подобные вещи не забываются. Слова и поступки,
которыми мы раним сердце ребенка, из-за жестокости или по неведению, проникают
глубоко в его душу и обосновываются там навсегда, чтобы потом, в будущем, рано
или поздно, сжечь ее дотла.
Мне показалась, что Нурия очень хорошо знает, о чем говорит,
словно исходя из собственного опыта, и у меня перед глазами возникла картина:
мой друг Томас Агилар, стоя перед своим августейшим родителем, стоически
выслушивает его нотации и проповеди.
— Сколько лет было в то время Хулиану?
— Думаю, лет восемь-десять.
Я вздохнул.
— Когда Хулиан достиг призывного возраста и его уже
были готовы забрать в армию, мать увезла сына в Париж. Думаю, у них даже не
было времени попрощаться, и шляпник так и не понял, что его семья его бросила.
— Хулиан когда-нибудь упоминал девушку по имени
Пенелопа?
— Пенелопа? Не думаю. Я бы запомнила.
— Она была его невестой, когда он жил в Барселоне.
Я достал из кармана фотографию Каракса и Пенелопы Алдайя и
протянул Нурии. Я увидел, как улыбка осветила ее лицо, когда она смотрела на юного
Хулиана. Нурию явно терзала ностальгия, словно она потеряла очень близкого
человека.
— Какой он тут молоденький… А это и есть Пенелопа?
Я кивнул.
— Очень красивая. Хулиан всегда почему-то оказывался в
окружении красивых женщин.
Таких же, как вы, подумал я.
— Вы не знаете, у него их было много?..
Нурия вновь улыбнулась, но на сей раз улыбка относилась ко
мне:
— Невест? Подруг? Я не знаю. Честно признаться, Хулиан
никогда не рассказывал о своей личной жизни. Только однажды, чтобы задеть его,
я задала ему примерно такой же вопрос. Вы, верно, знаете, он зарабатывал на
жизнь, играя по вечерам на фортепьяно в публичном доме. Вот я и спросила, не
испытывал ли он соблазна, будучи окруженным столь доступной красотой. Но моя
шутка не вызвала у него улыбку. Хулиан ответил, что не имеет права никого
любить, что он заслужил свое одиночество.
— Он объяснил, почему?
— Хулиан никогда ничего не объяснял.
— Да, но ведь незадолго до своего возвращения в
Барселону, в 1936 году, он чуть не женился.
— Так говорили.
— Вы в этом сомневаетесь?
Она со скептическим видом пожала плечами.
— Как я вам говорила, в течение тех лет, что мы с ним
были знакомы, Каракс не упоминал ни одну женщину, а тем более кого-то, на ком
собирался жениться. Слухи о его предположительной свадьбе дошли до меня гораздо
позже. Неваль, последний издатель Каракса, рассказал Кабестаню, что невеста
была на двадцать лет старше Хулиана, какая-то богатая тяжело больная вдова. По
словам Неваля, эта дама всячески поддерживала Хулиана все то время, что он жил
в Париже. Врачи сказали, что ей осталось жить не больше года, и она решила
выйти за Хулиана, чтобы тот унаследовал ее состояние.
— Но сама свадьба так и не состоялась.
— Не состоялась, если когда-либо вообще существовала
эта идея и эта богатая вдова.
— Как я понимаю, у Каракса был поединок на рассвете
того самого дня, когда была назначена брачная церемония. Вы не знаете, с кем и
по какой причине?
— Неваль предположил, что с человеком, имевшим
отношение к его невесте. Какой-то ее дальний и корыстный родственник, не
желавший, чтобы наследство попало в руки постороннего выскочки. Неваль
специализировался тогда на издании бульварных романов, и мне кажется, специфика
этого жанра сильно повлияла на его воображение.
— Я вижу, вы сильно сомневаетесь во всей этой истории с
поединком и свадьбой.
— Вы правы. Я никогда в это не верила.
— Так что же могло произойти? Почему Каракс вернулся в
Барселону?
Нурия грустно улыбнулась:
— Вот уже семнадцать лет я задаю себе тот же вопрос.
Она прикурила новую сигарету и протянула мне пачку. Я
почувствовал соблазн закурить, но все же отказался.
— Но у вас ведь должны быть какие-то
предположения, — настаивал я.
— Все, что я знаю, — это что летом 1936 года, в
самом начале гражданской войны, один из служащих муниципального морга позвонил
к нам в издательство и сообщил, что три дня назад к ним поступил труп Хулиана
Каракса. Его обнаружили в каком-то переулке района Раваль, он был в лохмотьях и
с пулей в сердце. При нем нашли экземпляр романа «Тень ветра» и паспорт. В
паспорте значилось, что он пересек испанскую границу месяц назад. Где он был
все это время, никто так и не узнал. Полиция связалась с отцом Хулиана, но тот
отказался забрать тело, сославшись на то, что у него никогда не было сына.
Через два дня, так как никто не подал в полицию заявление о пропаже человека,
тело было похоронено в общей могиле на кладбище Монтжуик. Я даже не смогла
принести на могилу цветы, потому что никто не смог мне толком объяснить, где
именно его похоронили. Служащий морга, обнаружив книгу, решил позвонить в издательство,
но сделал это лишь через несколько дней. Так я обо всем и узнала. Но все еще
ничего не понимаю. Если у Хулиана и был кто-нибудь, к кому он мог обратиться в
Барселоне, то это я или на худой конец сеньор Кабестань. Мы были единственными
его друзьями. Но он почему-то не сообщил нам о своем приезде…
— Вам удалось еще что-нибудь узнать, после того как вам
сообщили, что Хулиан мертв?
