— Подходящий вечер для терзаний, верно, Даниель? —
произнес голос из густой тени. — Закуришь?
Я рывком вскочил на ноги, тело пронзил внезапный холод.
Чья-то рука протягивала мне из темноты сигарету.
— Кто вы?
Незнакомец несколько приблизился ко мне из темноты, но лицо
его по-прежнему было скрыто. От его сигареты поднимался голубой дымок. Я сразу
узнал темный костюм и руку, прятавшуюся в кармане пиджака. Глаза его
посверкивали, как стеклянные бусины четок.
— Друг, — ответил он, — во всяком случае
надеюсь им стать. Так что, сигаретку?
— Я не курю.
— И правильно. Жаль, но мне больше нечего тебе
предложить, Даниель.
Его голос был сыпучим, как песок, и звучал болезненно. Слова
он произносил слабо и невнятно, как на пластинках на семьдесят восемь оборотов
в минуту, которые коллекционировал Барсело.
— Откуда вам известно мое имя?
— Я много чего о тебе знаю. Тем более имя.
— Что еще вы знаете?
— Я мог бы вогнать тебя в краску, но у меня нет ни
времени, ни желания. Довольно того, что у тебя есть нечто меня интересующее. И
я готов за это неплохо заплатить.
— Мне кажется, вы ошиблись.
— Нет, я никогда не ошибаюсь в людях. В чем-то другом
да, но не в людях. Сколько ты хочешь за нее?
— За что?
— За «Тень ветра».
— Почему вы думаете, что у меня есть эта книга?
— Это не обсуждается, Даниель. Вопрос только в цене. Я
давно знаю, что книга у тебя. Люди говорят. А я слушаю.
— Что ж, значит, вы ослышались. У меня этой книги нет.
Но даже если бы была, она не продается.
— Твое бескорыстие просто восхитительно, особенно в
наше время угодников и блюдолизов, но со мной не стоит ломать комедию. Скажи,
сколько. Тысячу дуро? Деньги для меня ничего не значат. Цену назначаешь ты.
— Я же сказал: она не продается и у меня ее нет, —
ответил я. — Вот видите, вы ошиблись.
Незнакомец какое-то время молчал, неподвижный, окутанный
голубым дымком сигареты, которая, казалось, никогда не истлеет до конца. Я
заметил, что от нее исходил запах не табака, а горелой бумаги. Хорошей бумаги,
книжной.
— Возможно, это ты сейчас ошибся, — холодно
заметил он.
— Вы мне угрожаете?
— Не исключено.
Я сглотнул. Несмотря на всю мою браваду, этот тип здорово
меня напугал.
— А могу я узнать, почему она вас так интересует?
— Это мое дело.
— И мое тоже, раз вы угрожаете и требуете, чтобы я
продал вам книгу, которой у меня нет.
— Ты мне нравишься, Даниель. Ты смел и, кажется,
неглуп. Тысяча дуро. На них ты сможешь купить очень много книг. Хороших книг, а
не тот мусор, который ты так ревностно хранишь. Ну давай, тысяча дуро — и
останемся лучшими друзьями.
— Мы с вами не друзья.
— Да нет, друзья, просто ты этого еще не понял. Я не
виню тебя, ведь столько забот… Взять хоть твою подругу Клару. Из-за такой
женщины кто угодно голову потеряет.
При упоминании о Кларе у меня кровь застыла в жилах.
— Что вы знаете о Кларе?
— Осмелюсь утверждать, что гораздо больше, чем ты, и для
тебя было бы благом забыть ее. Но ты не забудешь, я знаю. Мне тоже когда-то
было шестнадцать…
Меня вдруг осенила страшная догадка: этот человек и был тем
самым незнакомцем, что, не представившись, донимал Клару вопросами на улице. Он
существовал на самом деле. Клара не лгала. Тип шагнул мне навстречу. Я
отступил. Никогда в жизни мне еще не было так страшно.
— Лучше, чтоб вы знали, у Клары книги нет. И не смейте
больше к ней прикасаться.
— Твоя подруга мне безразлична, Даниель, и когда-нибудь
ты разделишь это чувство. Мне нужна только книга. И я предпочел бы получить ее
по-хорошему, так, чтобы никто не пострадал. Я ясно выражаюсь?
За неимением лучшего, я принялся лгать, как последний плут:
— Книга у некоего Адриана Нери. Музыканта. Думаю, вы
слышали о нем.
— Нет, не слышал, и это худшее, что можно сказать о
музыканте. Надеюсь, ты этого Адриана Нери не выдумал?
— Если бы…
— Тогда, раз уж вы с ним столь добрые друзья, тебе
стоило бы убедить его вернуть книгу. Подобные вещи между приятелями решаются
без проблем. Или ты предпочитаешь, чтобы я попросил об этом твою подругу Клару?
Я отрицательно мотнул головой.
— Ладно, поговорю с Нери, но не думаю, что он ее мне
вернет, да, может, у него ее уже и нет, — импровизировал я. — Вам-то
она зачем? Только не говорите, что хотите ее прочесть.
— Нет. Я знаю ее наизусть.
— Вы коллекционер?
— Да, что-то вроде того.
— А у вас есть другие книги Каракса?
— Были, когда-то… Хулиан Каракс — моя специальность,
Даниель. Я ищу его книги по всему свету.
— И что же вы делаете с ними, если не читаете?
Незнакомец издал глухой, булькающий звук. Мне потребовалось
несколько секунд, прежде чем я понял, что он смеется.
— Единственное, что можно с ними сделать… —
последовал ответ.
Он достал из кармана коробок спичек. Вынул одну и зажег.
Пламя впервые осветило его. Моя душа заледенела. У этого типа не было ни носа,
ни губ, ни век. Вместо лица у него была маска из черной, изборожденной шрамами
кожи, которую обезобразил огонь. Та самая маска, о которой говорила Клара.
— Сжечь, — прошипел он после короткой паузы; в
голосе и взгляде пылала ненависть.
Порыв ветра погасил спичку, и черты незнакомца снова
поглотила тьма.
— Мы еще увидимся, Даниель. Я всегда помню лица, думаю,
и ты отныне не забудешь, — медленно проговорил он. — Ради твоего же
блага и блага твоей подруги, надеюсь, ты примешь верное решение и разберешься с
этим сеньором Нери… что за шутовская фамилия! Я бы ему ни на грош не верил.
Не проронив более ни слова, незнакомец развернулся и
направился к пристани — силуэт, испаряющийся в темноте, пронизанной его
утробным смехом.
8
С моря, искря электричеством, надвигался полог туч. Я хотел
было бежать от надвигающегося ливня, но слова незнакомца возымели свое
действие. Лихорадило не только тело, в голове все смешалось. Я поднял взгляд и
увидел, как сквозь тучи потоками темной крови проливается гроза, погасив луну и
бросая сумрачную пелену на крыши и фасады домов. Я пытался ускорить шаг, но
тревога подточила меня изнутри, так что, преследуемый дождем, я шел, еле
переставляя налившиеся свинцом ноги. Укрылся я под навесом газетного ларька,
пытаясь привести мысли в порядок и решить, что делать дальше. Рядом, рыча, как
устремившийся к гавани дракон, грянул оглушительный раскат грома, и земля
всколыхнулась у меня под ногами. Несколько секунд спустя уличное освещение,
рисующее в полумраке очертания фасадов и окон, стало постепенно меркнуть. Над
превратившимися в сплошную лужу тротуарами перемигивались фонари и гасли, как
свечи на ветру. На улицах не было ни души, и чернота внезапного затмения
изливалась зловонным дыханием из водосливов, стекая в канализацию. Ночь стала
глухой и непроницаемой, дождь — саваном, сотканным из испарений. «Из-за такой
женщины кто угодно голову потеряет…» Я бросился бежать вверх по улице Рамблас,
с одной лишь мыслью: Клара.
