— Счастлив снова видеть вас, сеньора Молинер…
Инспектор Фумеро одарил меня своей змеиной улыбкой.
— Значит, вы работаете на моего хорошего друга
Санмарти? Он, как и я, лучший в своем деле. А как поживает ваш супруг?
Я поняла, что мои дни в издательстве сочтены. На следующий
день по коридорам поползли слухи, что Нурия Монфорт — лесбиянка, и именно
поэтому она не поддалась обаянию и не воспламенилась от нежного чесночного духа
изо рта сеньора Санмарти, однако прекрасно находит общий язык с Мерседес
Пьетро. Несколько подающих надежды молодых сотрудников утверждали, что не раз
видели, как эта парочка бесстыдниц украдкой целовалась в архиве. Вечером, после
работы, Мерседес, не глядя мне в глаза, сказала, что ей нужно поговорить со
мной. Мы молча направились к ближайшему кафе на углу. Как я поняла из ее
рассказа, Санмарти заявил Мерседес, что не одобряет нашей дружбы. Надежные
источники в полиции сообщили ему, что в прошлом я была активисткой
коммунистического движения.
— Я не могу потерять эту работу, Нурия. Ты ведь знаешь,
у меня сын…
Она расплакалась от стыда и унижения и, казалось,
состарилась на глазах за несколько секунд.
— Не волнуйся, Мерседес. Я все понимаю, — сказала
я.
— Этот человек, Фумеро, охотится за тобой, Нурия. Я не
знаю, что ему от тебя нужно, но по его глазам видно…
— Я знаю.
В следующий понедельник, когда я пришла на работу, за моим
столом сидел тощий молодой человек с набриллиантиненными волосами. Он
представился как Сальвадор Бенадес, новый корректор.
— А вы кто такая?
Пока я собирала вещи, никто из сотрудников даже не осмелился
поднять на меня глаза или заговорить со мной. Когда я спускалась по лестнице,
меня догнала Мерседес и протянула мне конверт с небольшой суммой денег.
— Мы собрали, сколько смогли. Пожалуйста, возьми, если
не ради себя, то хотя бы ради нас.
Тем же вечером я, как обычно, пришла в квартиру на
Сан-Антонио. Хулиан ждал меня, сидя в темноте. Он сказал, что сочинил для меня
стихотворение. Это было первое, что он написал за последние девять лет. Я
собралась прочесть его, но, не выдержав, расплакалась, бросившись ему на шею. Я
рассказала ему все, потому что больше не могла так жить. Потому что боялась,
что Фумеро рано или поздно найдет его. Хулиан молча слушал, гладя меня по
голове, словно маленькую девочку, и нежно прижимая к себе. Впервые за долгие
годы я почувствовала, что наконец-то могу на него опереться. Изнемогая от
одиночества, я хотела поцеловать его, но Хулиан не мог ответить на мой поцелуй
— у него не было ни губ, ни кожи. Я так и заснула в его объятиях, съежившись на
его детской кровати. Когда я проснулась, Хулиана рядом не было. Услышав его
легкие шаги по крыше, я сделала вид, будто сплю. Позже по радио сообщили, что
тем утром на проспекте Борн на скамье напротив церкви Санта-Мария-дель-Мар был
обнаружен мертвец, сидящий со сложенными на коленях руками. Полицию вызвал
местный житель, увидевший, как голуби выклевывают покойнику глаза. У трупа была
сломана шея. Сеньора Санмарти опознала его жена. Когда новость достигла приюта
на озере Баньолас, тесть покойного вознес хвалу небесам и сказал, что теперь
может умереть спокойно.
13
В одной из книг Хулиан написал, что случайности — это шрамы
на теле судьбы. Но случайностей не бывает, Даниель. Все мы — марионетки в руках
собственного бессознательного. Долгие годы я хотела верить, что Хулиан все тот
же, кого я когда-то полюбила, или что это хотя бы пепел того прежнего человека.
Я хотела верить, что мы сможем хоть куда-то выплыть на волнах нищеты и надежды,
что Лаин Кубер умер или вернулся на страницы книги. Мы готовы верить чему
угодно, кроме правды.
Узнав об убийстве Санмарти, я словно прозрела. Я вдруг
поняла, что Лаин Кубер все еще здесь, более живой, чем когда-либо. Он поселился
внутри обезображенного огнем тела человека, лишенного даже своего прежнего
голоса, и подпитывается его воспоминаниями. Я обнаружила, что он нашел способ
уходить и возвращаться в квартиру на Сан-Антонио через слуховое окно, ведь
входную дверь я по-прежнему запирала на ключ. Лаин Кубер в облике Хулиана
Каракса бродил по городу, заходил в заброшенный особняк Алдайя. Однажды,
спустившись в склеп, в приступе безумия он разбил надгробия и вытащил на
поверхность гроб с останками Пенелопы и своего сына. «Что же ты наделал,
Хулиан?»
Дома меня уже поджидала полиция, чтобы допросить по делу об
убийстве издателя Санмарти. Меня доставили в участок, где пять часов я провела
в темном кабинете в ожидании допроса. Наконец дверь открылась и на пороге
появился Фумеро, как всегда одетый в черное. Он предложил мне сигарету.
— Мы могли бы стать хорошими друзьями, сеньора Молинер.
Мои люди сказали, что вашего мужа нет дома.
— Мой муж меня бросил. Я не знаю, где он.
Сильный удар по лицу сбросил меня со стула на пол.
В испуге я забилась в угол, не смея поднять глаза. Фумеро,
опустившись рядом на колено, схватил меня за волосы.
— Запомни, дрянь: я все равно найду его, а когда найду,
убью вас обоих. Сначала тебя, чтобы он увидел, как твои кишки вываливаются
наружу, потом его — после того, как расскажу ему, что та, еще одна потаскуха,
которую он отправил в могилу, была его сестрой.
— Прежде он убьет тебя, мерзавец.
Фумеро плюнул мне в лицо и отпустил мои волосы. Я крепко
зажмурилась, думая, что сейчас он до полусмерти изобьет меня, но вдруг услышала
в коридоре его удаляющиеся шаги. Дрожа от страха, я поднялась, вытирая кровь с
лица. На щеке еще горел след от руки сеньора главного полицейского инспектора.
Странно, но мне показалось, что от него исходил слабый, едва различимый запах
страха.
Меня продержали взаперти в той комнате без воды и света еще
шесть часов. Когда я вышла на улицу, было уже темно. Лило как из ведра, и от
горячего асфальта валил пар. После обыска моя квартира превратилась в свалку.
Стервятники Фумеро поработали на славу: вся мебель была перевернута, ящики и
книжные полки разбиты, моя одежда изрезана в клочья, книги Микеля порваны. На
кровати я обнаружила кучу дерьма, а на стене им же было выведено «Шлюха».
Я бегом бросилась к дому на улице Сан-Антонио: по дороге я
старалась выбирать обходные пути и несколько раз возвращалась обратно, чтобы
никто из шпионов Фумеро не смог проследить за мной до улицы Хоакина Коста.
Пробравшись по мокрым от дождя улицам, я незаметно проскользнула в подъезд.
Дверь в квартиру была по-прежнему заперта. Я на цыпочках вошла, и мои шаги эхом
отозвались в пустоте комнат. Хулиана не было. Я прождала его до рассвета, сидя
за столом в темной столовой и слушая раскаты грома. Когда за окнами забрезжило
туманное утро, я вышла на террасу. Над городом нависли тяжелые свинцовые тучи.
Я знала, что Хулиан не вернется. Я потеряла его навсегда.
Мы встретились два месяца спустя. Поздно вечером я пошла в
кино, не в силах больше возвращаться в холодную одинокую квартиру. Я плохо
помню, о чем был фильм, кажется что-то о жаждущей приключений румынской
принцессе и молодцеватом журналисте — одна из тех глупых любовных историй, в
которых прическа главного героя остается неуязвимой даже в непогоду.
[103]
В середине фильма какой-то мужчина сел в соседнее кресло. Я
уже привыкла к этому. В то время кинотеатры кишели подобными типами с
дрожащими, мокрыми от пота руками, от которых несло одиночеством, мочой и
одеколоном. Я уже было собралась встать и позвать служителя, как вдруг узнала
обезображенный профиль Хулиана. Он с силой сжал мою руку. Так мы и просидели
весь фильм, глядя в экран невидящими глазами.
