Как-то Мерседес обмолвилась, что сеньор Санмарти очень
дружен с небезызвестным и в последнее время весьма уважаемым старшим
инспектором полиции Франсиско Хавьером Фумеро. Оба они были представители той
камарильи, которая пробилась неведомо откуда сквозь пепелище войны и теперь
неудержимо расползалась по городу, словно серая паутина. Новое высшее общество.
В один прекрасный день Фумеро появился в издательстве. Он зашел за своим другом
Санмарти, так как накануне они договорились вместе пообедать. Я под каким-то
предлогом спустилась вниз, в архив, и просидела там все время, пока они не
ушли. Вернувшись на рабочее место, я поймала на себе понимающий взгляд
Мерседес. С тех пор она всегда предупреждала меня, когда старший инспектор
появлялся в нашей конторе, чтобы я успела спрятаться.
Не проходило и дня, чтобы Санмарти под каким-нибудь
благовидным предлогом не приглашал меня на ужин, в кино или на спектакль. Я
обычно отделывалась отговорками, что меня ждет дома муж, и интересовалась, не
будет ли беспокоиться сеньора Санмарти, ведь время уже позднее. Супруге Педро
Санмарти в семье отводилась исключительно декоративная роль. В списке увлечений
своего мужа она занимала позицию гораздо ниже его любимого новенького «бугатти»
— обязательного атрибута человека его положения, и, казалось, давно уже
перестала быть украшением этого счастливого брачного союза. Особенно это стало
заметно с тех пор, как состояние ее отца перешло в руки Санмарти. Мерседес
сразу предупредила меня, в чем дело. Санмарти, человек не способный ни на чем
долго сосредосточиться, был охоч до слабого пола и жаждал новых ощущений. При
виде свежего женского личика он терял голову и на каждой новой сотруднице
принимался оттачивать привычные приемы стареющего донжуана. На этот раз его
жертвой оказалась я. Санмарти из кожи вон лез, чтобы завести со мной разговор,
тема в данной ситуации значения не имела.
— Мне сказали, что твой муж, этот, как его,
Молинер, — писатель… Может, он будет не прочь написать книгу о моем
приятеле Фумеро? У меня уже и заглавие есть: «Фумеро — бич преступности, или
Закон улицы». Что скажешь, Нуриета?
— Очень вам признательна, сеньор Санмарти, но Микель
сейчас работает над новым романом, и я не думаю, что…
Санмарти покатывался от хохота:
— Роман? Ради бога, Нуриета… Этот жанр давно мертв и
похоронен. Послушай-ка, что рассказал мне один приятель, он совсем недавно
вернулся из Нью-Йорка. Американцы изобрели одну штуку, она называется
«телевидение». Это совсем как кино, только его можно будет смотреть, не выходя
из дома. И тогда не нужны будут ни книги, ни воскресная месса, вообще ничего.
Скажи мужу, пусть бросает эти свои романы. Другое дело, если бы у него, по
крайней мере, было громкое имя или он был бы, например, футболистом или тореро…
Слушай, что скажешь, если я сейчас возьму свой «бугатти» и мы поедем обедать в
Кастельдефельс? Там готовят отличную паэлью… Заодно обсудим наши дела,
согласна? Дорогая, тебе стоит только захотеть…Ты же знаешь, что я всегда готов
помочь тебе. Ну и твоему мужу, разумеется. Сегодня в этой стране ничего не
добьешься без покровителей.
Я стала одеваться, как вдова из процессии в День тела
Господня
[102]
или одна из тех женщин, что путают солнечный
свет со смертным грехом; приходила на работу без макияжа, собрав волосы на
затылке в строгий пучок. Но, несмотря не все мои уловки, Санмарти упорно
продолжал опутывать меня сетью двусмысленных взглядов и намеков, с неизменной
приправой в виде масленой презрительной ухмылки. Он был похож на одного из тех
всесильных, похотливо ухмыляющихся евнухов, которые, как связки раздувшихся
кровяных колбас, подвешены к стропилам любой иерархической структуры. Два или
три раза я ходила на собеседование по поводу другой работы, но рано или поздно
сталкивалась с такими же сеньорами Санмарти. Они возникали как грибы-паразиты
на удобренной деньгами благодатной почве новых коммерческих предприятий. Один
из таких типов соизволил позвонить Санмарти и предупредить, что его подчиненная
Нурия Монфорт пытается, не поставив его в известность, сменить работу.
Санмарти, потрясенный столь черной неблагодарностью, вызвал меня к себе в
кабинет. Он ласково потрепал меня по щеке, от его пальцев исходил запах пота и
табака. Я побледнела от ужаса.
— Дорогая, если тебя что-то не устраивает, просто скажи
мне об этом. Что я могу сделать, чтобы тебе лучше работалось? Ты же знаешь, как
я тебя ценю и как мне больно узнавать от посторонних, что ты хочешь нас
покинуть. Предлагаю заключить мир и отпраздновать это за ужином, согласна?
Я медленно убрала его руку с моего лица, не в силах скрыть
отвращения.
— Ты меня разочаровала, Нурия. Должен признать, что с
некоторых пор я больше не замечаю в тебе ни командного духа, ни уверенности в
нашем общем деле.
Мерседес предупреждала меня, что рано или поздно что-то
подобное должно было произойти. Несколько дней спустя Санмарти, который по
грамотности мог соперничать разве что с орангутаном, начал возвращать мне
рукописи, которые я правила, ссылаясь на огромное количество якобы обнаруженных
им ошибок. Теперь каждый день я задерживалась на работе до поздней ночи, вновь
и вновь пересматривая страницу за страницей с пометками и комментариями
Санмарти.
— Слишком много глаголов в прошедшем времени. Звучит
слишком спокойно, нет напряжения… После точки с запятой инфинитивы не
употребляются, это знает каждый школьник…
Иногда Санмарти тоже оставался допоздна, закрывшись в своем
кабинете. Мерседес под любым предлогом старалась задержаться подольше, чтобы не
оставлять меня наедине с шефом, но Санмарти всякий раз настойчиво отправлял ее
домой. Когда все служащие расходились, Санмарти открывал дверь своего кабинета
и медленно подходил к моему столу.
— Ты слишком много работаешь, Нуриета. Иногда надо и
развлекаться. Ведь ты еще молода, а молодость проходит так незаметно, что не всегда
успеваешь ею насладиться.
И, присев на край стола, принимался пожирать меня глазами.
Иногда он располагался у меня за спиной и замирал так на несколько минут, а я
ощущала на затылке его горячее дыхание. А то и вовсе клал руки мне на плечи:
— Ты так напряжена, дорогая, расслабься…
Мне хотелось кричать, бежать со всех ног и никогда больше не
возвращаться в этот офис, но мне нужна была работа и тот скромный заработок,
который она мне приносила. Однажды вечером Санмарти снова оказался возле меня,
и на этот раз вдруг стал жадно меня лапать.
— Когда-нибудь ты заставишь меня окончательно потерять
голову, — простонал он.
Одним рывком я высвободилась из его когтей и бросилась к
выходу, схватив пальто и сумку. Санмарти громко захохотал мне вслед. На лестнице
я столкнулась с темной фигурой, которая, казалось, скользила по вестибюлю, не
касаясь пола.
