— Я не должен был возвращаться в Барселону, —
прошептал он, мотая головой.
Я опустилась на колени возле него.
— Здесь нет того, что ты ищешь, Хулиан. Давай уедем.
Вдвоем, только ты и я. Уедем подальше отсюда. Пока еще есть время.
Хулиан внимательно посмотрел на меня.
— Ты знаешь что-то, о чем мне не говоришь? —
спросил он.
Сглотнув комок в горле, я отрицательно покачала головой.
Хулиан, казалось, поверил.
— Ночью я снова пойду туда.
— Хулиан, ради бога…
— Я должен удостовериться.
— Тогда я пойду с тобой.
— Нет.
— В последний раз, когда я осталась ждать здесь, я
потеряла Микеля. Если пойдешь ты, пойду и я.
— Все это не имеет к тебе никакого отношения, Нурия.
Это касается только меня одного.
Я спрашивала себя: неужели этот человек на самом деле не
понимает, какую боль причиняют мне его слова, или ему это просто безразлично.
— Это ты так думаешь…
Он хотел погладить меня по щеке, но я отстранила его руку.
— Ты должна была бы возненавидеть меня, Нурия. Тебе бы
стало легче жить.
— Я знаю.
Целый день мы бродили по городу, чтобы только быть подальше
от давящего полумрака той комнаты, где все еще стоял влажный аромат кожи и
смятых простынь. Доехав до Барселонеты, мы медленно пошли по пустынному пляжу,
где растворялся в дымке цветной мираж песка. Мы присели на берегу, у самой
воды, как это обычно делают дети и старики. Хулиан молча улыбался, думая о
чем-то своем.
Когда стало смеркаться, мы сели на трамвай, который повез
нас от акватории по Виа Лаетана до бульвара Грасиа, а потом через площадь
Лессепс по бульвару Аргентинской Республики до конечной остановки. Хулиан
молча, с жадностью всматривался в улицы, мелькавшие за окном, словно боялся, что
тот город, по которому мы проезжали, исчезнет в тумане за поворотом. Где-то в
середине маршрута он взял мою руку и молча поцеловал. Он не выпускал ее из
своих рук, пока мы не сошли на последней остановке. Какой-то старик, ехавший с
девочкой в белом платье, смотрел на нас с улыбкой, а потом спросил, помолвлены
ли мы. Было уже совсем темно, когда мы, наконец, подошли к дому Алдайя на
проспекте Тибидабо. Накрапывал мелкий дождь, и каменные мокрые стены особняка
отливали серебром. Мы перебрались через ограду на задний двор, рядом с
теннисными кортами. В темноте возвышался мрачный силуэт дома Алдайя. Я его
сразу узнала. Сколько раз я встречала воплощения этих стен, галерей и комнат на
страницах романов Хулиана. В его книге «Красный дом» особняк Алдайя представал
зловещим дворцом, гораздо более просторным изнутри, чем снаружи, медленно
меняющим свои очертания, разрастающимся в невероятной череде коридоров,
галерей, переходов и бесконечных лестниц, ведущих в никуда, скрывавшим темные
комнаты, появляющиеся в полночь и исчезающие на рассвете, навсегда унося с
собой тех, кто имел неосторожность заглянуть туда. Мы остановились возле
главного входа, обнесенного цепями, на которых висел огромный замок. Окна
первого этажа были забиты толстыми досками, увитыми плющом. В воздухе стоял
запах мертвой травы и влажной земли. Каменный фасад, темный и липкий от дождя,
блестел, напоминая скелет огромной рептилии.
Я хотела спросить Хулиана, как он собирается проникнуть
сквозь эту дубовую дверь, похожую на вход в храм или темницу. Но он достал из
кармана пальто пузырек с какой-то жидкостью и открыл пробку. В воздухе
почувствовался сильный запах, голубоватой струйкой растворяясь в сырой мгле.
Хулиан вылил кислоту в замочную скважину. Металл стал плавиться, шипя, как
раскаленное железо в облачке желтоватого дыма. Подождав несколько мгновений, он
пошарил рукой в траве, поднял камень и несколькими ударами разбил замок. Хулиан
толкнул ногой дверь. Она медленно распахнулась. Изнутри, словно дыхание склепа,
донесся запах тления и сырости. За порогом начиналась мягкая на ощупь,
бархатистая темнота. У Хулиана с собой была лампа, которой он освещал путь,
держа ее в вытянутой руке. Я закрыла входную дверь и последовала за ним через
прихожую. Под ногами расстилался толстый ковер пыли, на котором отпечатывались
одни только наши следы. На голых стенах плясали янтарные отблески пламени. В
комнатах не было ни мебели, ни зеркал, ни люстр. Двери висели на своих петлях,
но их бронзовые ручки были вырваны с корнем. Дом с неохотой обнажал перед нами
свой голый остов. Мы задержались у подножия каменной лестницы. Взгляд Хулиана
устремился куда-то вверх. На секунду он обернулся и посмотрел на меня. Я хотела
ему улыбнуться, но в темноте мы едва различали глаза друг друга. Я стала
медленно подниматься за ним по лестнице, на ступеньках которой Хулиан впервые
увидел Пенелопу. Я поняла, куда мы направляемся, и меня охватил страшный холод,
не имеющий ничего общего с промозглой атмосферой дома.
Мы добрались до третьего этажа. Узкая галерея с низкой
кровлей и крошечными дверными проемами уходила в южное крыло. В этой части дома
когда-то жила прислуга. Я знала, что последняя дверь ведет в спальню Хасинты
Коронадо. Хулиан медленно, с опаской приблизился к знакомой комнате. Именно
здесь он в последний раз виделся с Пенелопой, именно здесь в последний раз они
предавались своей страсти. А несколько месяцев спустя она умерла от потери
крови в этой самой комнате, ставшей ее тюрьмой. Я попыталась остановить его, но
Хулиан уже стоял на пороге и отсутствующим взглядом смотрел впереди себя. Я
выглянула из-за его плеча. Там не было ничего, кроме пустоты. На деревянном
полу, под толстым слоем пыли, еще можно было различить след от кровати. В самом
центре комнаты расплывались черные пятна. Хулиан в замешательстве долго
вглядывался в эту страшную пустоту. В его взгляде я читала, что он едва узнавал
это место, что все ему здесь казалось мучительным и жутким обманом зрения. Я
взяла его под руку и повела обратно к лестнице.
— Здесь ничего нет, Хулиан, — прошептала я. —
Они все продали перед отъездом в Аргентину.
Он обессиленно кивнул. Мы снова спустились на первый этаж.
Хулиан направился в библиотеку. Полки были пусты, камин засыпан строительным
мусором. На мертвенно-бледных стенах отражались, вздрагивая, тусклые блики.
Кредиторы и ростовщики вынесли все, даже память, которая, должно быть, давно
уже затерялась в пыльных подвалах какого-нибудь ломбарда.
— Я напрасно вернулся, — пробормотал Хулиан.
Так будет лучше, думала я, считая мгновения, отделяющие нас
от входной двери. Если бы мне удалось увести его оттуда, даже смертельно
опустошенного, быть может, у нас был бы еще шанс. Я хотела, чтобы Хулиан вобрал
в себя пустоту и крах этого дома, чтобы он, наконец, освободился от
воспоминаний о прошлом.
— Тебе нужно было вновь прийти сюда, чтобы все увидеть
своими глазами, — сказала я. — Теперь ты знаешь, что здесь ничего
больше нет. Это всего лишь пустой дом, Хулиан. Пойдем.
Бледный, он взглянул на меня и молча подчинился. Я взяла его
за руку, и мы пошли по коридору к выходу. Полоска уличного света, проникшего
сюда из-под двери, была в нескольких метрах от нас. Я уже ощущала запах травы и
дождя. Вдруг я почувствовала, что потеряла руку Хулиана. Остановившись, я
обернулась. Он стоял неподвижно, устремив взгляд в темноту.
