— Что вы тут делаете в такую рань?
Голос моей совести, Исабелла, смотрела на меня с порога.
— Ем галеты.
Исабелла уселась за стол и налила себе чашку кофе. Выглядела
она так, словно ночью не сомкнула глаз.
— Отец говорит, что это любимое печенье
королевы-матери.
— Поэтому она так хорошо сохранилась.
Исабелла взяла галету и надкусила ее с отсутствующим видом.
— Размышляешь, что тебе делать? С Семпере, я имею в
виду…
Исабелла смерила меня ядовитым взглядом.
— А вы что собираетесь сделать сегодня? Ничего
хорошего, конечно.
— Кое-какие дела.
— Ах вот как.
— Как так? «О как!» — современное словечко?
Исабелла поставила чашку на стол и повернулась ко мне лицом,
решительно настроенная выяснять отношения.
— Почему вы вообще ничего никогда не рассказываете о
своих делах с этим типом, патроном?
— Среди прочего — ради твоего блага.
— Для моего блага! Конечно. А я не догадалась. И,
кстати, забыла сказать, что вчера сюда заглядывал ваш приятель, инспектор.
— Грандес? Он приходил один?
— Нет. В компании двух громил, здоровых, как шкафы, и с
бульдожьими физиономиями.
Желудок у меня сжался в комок, когда я представил Маркоса и
Кастело у дверей своего дома.
— И что хотел Грандес?
— Он не сказал.
— А что он тогда сказал?
— Спросил, кто я такая.
— Что же ты ответила?
— Что я ваша возлюбленная.
— Очень мило.
— Одному из верзил показалось, что я слишком хороша для
вас.
Исабелла взяла второе печенье и с аппетитом его сгрызла.
Заметив, что я за ней искоса наблюдаю, она перестала жевать.
— А что я такого сказала? — спросила она с полным
ртом, выпустив фонтанчик крошек.
32
Дымчатый перст солнечного света пробился сквозь плотную
пелену облаков, и от его прикосновения ярко полыхнула выкрашенная красной
краской вывеска на фасаде лавки магических товаров на улице Принцессы.
Магазинчик прятался под деревянной резной маркизой. Сквозь стеклянную дверь
едва просматривались очертания полутемного помещения с занавесями из черного
бархата, драпировавшими витрины, наполненные масками и механизмами с
викторианским душком, краплеными колодами, дагами
[51]
с
нарушенным балансом, книгами по магии и флаконами из полированного стекла с
зельями, переливавшимися всеми цветами радуги и, вполне вероятно, разлитыми в
Альбасете. Колокольчик над дверью звякнул, возвестив о моем приходе. За
прилавком в глубине магазина никого не было. Я подождал немного, обозревая
коллекцию ярмарочных диковинок. Пытаясь поймать собственное лицо в зеркале, в
котором как на ладони отражалась вся лавка, кроме меня, я заметил краем глаза,
что из-за портьеры, отделявшей подсобное помещение, вынырнула крошечная
фигурка.
— Забавный эффект, правда? — спросил седой как
лунь человечек с проницательным взглядом.
Я согласился с ним.
— Как оно работает?
— Пока не знаю. Мне привезли эту штучку пару дней назад
от мастера хитрых зеркал из Стамбула. Создатель называет фокус преломляющим
смещением.
— Вещь служит напоминанием, что все внешнее
обманчиво, — прокомментировал я.
— Кроме магии. Чем могу служить вам, кабальеро?
— Я имею честь говорить с сеньором Дамианом Роуресом?
Человечек медленно кивнул, глядя на меня в упор, не моргая.
Маска добродушия на лице с нарисованной улыбкой была столь же обманчивой, как и
его зеркало. Глаза человечка оставались холодными и настороженными.
— Мне порекомендовали обратиться в ваш магазин.
— Интересно, кто был столь любезен?
— Рикардо Сальвадор.
Фальшивая улыбка стерлась с губ.
— Я не знал даже, что он еще жив. Не встречался с ним
двадцать пять лет.
— А с Ирене Сабино?
Роурес, вздохнув, слегка покачал головой. Он обошел прилавок
и шагнул к двери. Повесив табличку «закрыто», он повернул ключ в замке.
— Кто вы такой?
— Меня зовут Мартин. Я пытаюсь выяснить обстоятельства,
связанные со смертью сеньора Диего Марласки. Насколько я понял, вы его знали.
— Я полагал, все обстоятельства были выяснены
давным-давно. Сеньор Марласка покончил с собой.
— У меня сложилось иное впечатление.
— Не знаю, что вам наговорил этот полицейский. Обида
оказывает влияние на память, сеньор… Мартин. Сальвадор уже пытался в свое время
протолкнуть идею о заговоре, не имея ровным счетом никаких доказательств. Всем известно,
что он согревал постель вдовы Марласки и лез из кожи вон, чтобы выглядеть
героем. Как и следовало ожидать, начальство его приструнило, а затем его
выгнали из полиции.
— Он считает, что в действительности была сделана
попытка скрыть правду.
Роурес фыркнул.
— Правду… Не смешите меня. На самом деле хотели замять
скандал. Адвокатская контора Валеры и Марласки грела руки почти на каждом
дельце, что проворачивалось в этом городе. Никто не был заинтересован в том,
чтобы сомнительная история получила огласку. Марласка отказался от своего
положения в обществе, работы и брака, заперся в старом особняке и занимался бог
знает чем. Любой, у кого есть голова на плечах, мог предсказать, что ничем
хорошим это не кончится.
— Что не помешало вам лично и вашему компаньону Хако
выгодно воспользоваться помешательством Марласки. Вы ведь пообещали ему на
спиритических сеансах установить связь с тем, кто отошел в мир иной…
— Ничего я ему не обещал. Сеансы спиритизма
устраивались только для развлечения. Все это понимали. Я вовсе не пытался
наживаться на мертвых, я просто честно зарабатывал на жизнь.
— А ваш партнер Хако?
— Я отвечаю только за себя. И не несу ответственности
за действия Хако.
— Значит, он что-то сделал.
— Что вы хотите от меня услышать? Что он похитил
деньги, якобы лежавшие на тайном счете в банке, как упорно твердил Сальвадор?
Что он убил Марласку и надул нас всех?
— А разве нет?
Роурес пристально посмотрел на меня.
— Не знаю. Я не видел его со дня смерти Марласки. Все,
что знал, я рассказал тогда Сальвадору и другим полицейским. Я не лгал. Никогда
не лгал. Если Хако приложил к этому руку, я понятия о том не имел и в его делах
не участвовал.
