— Удобряем и засеваем почву. Пока на этой стадии.
Посмотрим, как на нас поработает время и какой мы снимем урожай. Я бы оценил в
шестьдесят или семьдесят процентов, что результат будет в течение двух-трех
дней.
Семпере умиротворенно улыбнулся.
— Мастерский ход — прислать ко мне Исабеллу в качестве
помощницы, — сказал он. — Но вам не кажется, что она слишком юная для
моего сына?
— Говоря начистоту, мне кажется, что это он немного
зелен. Или он встряхнется, или Исабелла проглотит его живьем в пять минут.
Неплохо, что он доброй закваски, так что почему бы и нет…
— Как мне вас отблагодарить?
— Подняться в квартиру и лечь в постель. Если вам нужна
легкомысленная компания, прихватите «Фортунату и Хасинту».
— Вы правы. Дон Бенито никогда не подводит.
— Ни в коем случае. Отправляйтесь в постель.
Семпере встал. Движения давались ему с трудом, и дышал он
тяжело, с хриплым присвистом на выдохе, отчего волосы на затылке становились
дыбом. Я взял букиниста под руку, чтобы помочь, и почувствовал, какая у него
холодная кожа.
— Не пугайтесь, Мартин. Это всего лишь метаболизм,
слегка замедленный.
— Вы сегодня совсем как в «Войне и мире».
— Надо немного вздремнуть, и я буду как новенький.
Я решил проводить его до квартиры, где жили отец с сыном,
находившейся непосредственно над магазином, и убедиться, что букинист лег под
одеяло. Нам потребовалось четверть часа, чтобы преодолеть лестничный пролет. По
пути мы встретили соседа, обходительного профессора по имени дон Ансельмо. Он
преподавал древние языки и литературу в иезуитском колледже в Каспе и теперь
возвращался после занятий домой.
— Как жизнь, любезный Семпере?
— Встает на дыбы, дон Ансельмо.
С помощью профессора мне удалось добраться до второго этажа
с Семпере, практически висевшим у меня на шее.
— С вашего позволения, я удаляюсь на отдых после
долгого дня битвы со стаей приматов, которые числятся моими учениками, —
объявил профессор. — Я предрекаю, что эту страну ожидает вырождение.
Словно крысы, они готовы сожрать друг друга.
Семпере махнул рукой, давая понять, что не стоит придавать
большое значение словам дона Ансельмо.
— Хороший человек, — пробормотал букинист, —
но утонет в стакане воды.
Мы вошли в квартиру, и меня затопили воспоминания о том, как
много лет назад я прибежал сюда утром, окровавленный, стискивая в руках книгу
«Большие надежды». Семпере принес меня наверх, домой, на руках, и угостил
чашкой горячего шоколада, который я выпил, пока мы дожидались врача. Семпере
шепотом утешал меня и стирал кровь с тела влажным полотенцем с такой нежностью,
какой я ни от кого до тех пор не видел. Тогда Семпере был сильным человеком, он
казался мне гигантом во всех отношениях, и без него я, наверное, вряд ли выжил
бы в те годы суровых лишений. От былой силы осталось мало, почти ничего, когда
я поддерживал его, укладывая в постель и накрывая двумя одеялами. Я присел
рядом и взял его за руку, не зная, что сказать.
— Послушайте, если мы вдвоем разрыдаемся, как
безутешные вдовы, вам лучше удалиться, — сказал он.
— Берегите себя, ладно?
— Буду почивать на перине, не бойтесь.
Я кивнул и шагнул к выходу.
— Мартин?
Я обернулся с порога. Семпере смотрел на меня с такой же
тревогой, как и в то утро, когда я лишился пары зубов и большей части иллюзий.
Я ушел прежде, чем он спросил, что со мной происходит.
31
Одним из первых приемов из арсенала профессионального
писателя, которому Исабелла научилась у меня, оказалось искусство и практика прокрастинации.
[49]
Каждый заслуженный автор знает, что любое занятие, от
затачивания карандаша до подсчета количества мух, имеет неоспоримый приоритет
перед необходимостью сесть за стол и начать шевелить мозгами. Исабелла на
физиологическом уровне впитала этот основополагающий урок, поэтому, вернувшись
домой, я не нашел ее за письменным столом, а застал на кухне. Она наносила
последние штрихи, накрывая ужин, который пах и выглядел так, будто на его
приготовление ушло несколько часов.
— У нас праздник? — поинтересовался я.
— Судя по выражению вашего лица, вряд ли.
— Чем пахнет?
— Утка, глазурованная печеными грушами с шоколадным
соусом. Я нашла рецепт в одной из ваших кулинарных книг.
— У меня нет кулинарных книг.
Исабелла подхватилась и принесла фолиант в кожаном
переплете, положив его на стол. На обложке красовалось: «101 лучший рецепт
французской кухни Мишеля Арагона».
— Вы глубоко заблуждаетесь. Во втором ряду на полках в
библиотеке я нашла абсолютно все, включая пособие по супружеской гигиене
доктора Перес-Агуадо с иллюстрациями самых пикантных моментов и рассуждениями
типа: «По божественному промыслу женщине неведомо плотское желание, и его
духовная и эмоциональная реализация находит высшее выражение в естественных
заботах материнства и работе по дому». У вас там копи царя Соломона.
— А можно узнать, что ты искала во втором ряду на
книжных полках?
— Вдохновение. И я его нашла.
— Но в области кулинарии. Мы же договорились, что ты
пишешь каждый день, есть у тебя вдохновение или нет.
— Я в тупике. И в этом виноваты вы, заставив меня
работать на двух работах и вовлекая в ваши интриги с непорочным ангелом
Семпере-младшим.
— По-твоему, хорошо насмехаться над человеком, который
безнадежно влюблен в тебя?
— Что?
— То, что слышала. Семпере-сын признался мне, что
потерял из-за тебя сон. В буквальном смысле. Он не спит, не ест, не пьет, даже
помочиться не может, бедняга, думая о тебе день и ночь.
— Вы бредите.
— Это несчастный Семпере бредит. Ты могла бы заметить.
Он на грани и готов даже застрелиться, чтобы избавиться от горя и отчаяния,
обуревающих его.
— Да он меня в упор не видит, — возразила
Исабелла.
— Он просто не знает, как открыть свое сердце, и не в
силах подобрать слова, чтобы излить чувства, которые переполняют его душу.
Таковы все мужчины. Грубые и примитивные.
— Однако он с легкостью подбирал слова, когда отчитывал
из-за того, что я расставила собрание «Национальных эпизодов»
[50]
в неверном порядке. Жалкий болтун.
