2
Толпа народу собралась у ворот кладбища в ожидании прибытия
катафалка. Никто не осмеливался заговорить. Издалека доносились гул морского
прибоя и приглушенное громыхание товарного поезда, катившего в город от
фабричного комплекса, растянувшегося за погостом. Было холодно, и в воздухе
кружила снежная крупа. Вскоре после трех дня катафалк, запряженный черными
лошадьми, повернул на аллею Инкария, окаймленную кипарисами и старыми амбарами.
Тело сопровождал сын Семпере с Исабеллой. Шестеро собратьев Семпере по цеху
букинистов Барселоны, в том числе и дон Густаво, подняли гроб на плечи и внесли
его на территорию кладбища. За ними последовали провожающие, образовав
молчаливую процессию, которая двигалась по дорожкам и огибала сооружения
кладбища под мрачным покровом туч, колыхавшихся, словно ртутное озеро. Краем
уха я слышал разговоры, что сын букиниста за одну ночь словно постарел на
пятнадцать лет. Его называли сеньором Семпере, поскольку он стал теперь
хозяином магазина. А на протяжении вот уже четырех поколений эта исполненная
очарования книжная лавочка на улице Санта-Ана не меняла названия и принадлежала
кому-то из сеньоров Семпере. Исабелла вела его под руку, и мне показалось, что
без нее он упал бы, как марионетка с оборванными нитками.
Приходской священник церкви Санта-Ана, почтенный человек,
ровесник покойного, ожидал у могилы — строгой мраморной плиты без украшений,
казавшейся совсем незаметной. Шесть библиофилов, которые несли гроб, опустили
его подле могилы. Барсело, заметив меня, поздоровался со мной кивком. Я
предпочитал держаться поодаль, не знаю, из трусости или почтения. Метрах в
тридцати от того места, где я стоял, виднелась могила моего отца. Как только
провожающие собрались вокруг гроба, священник поднял голову и улыбнулся.
— Мы дружили с сеньором Семпере почти сорок лет, и все
это время вели разговоры о Боге и, при случае, о таинстве жизни. Почти никто об
этом не знает, но многоуважаемый Семпере не переступал порога церкви с тех пор,
как похоронил свою супругу Диану, рядом с которой мы ныне предаем его земле,
чтобы они навечно упокоились вместе. Возможно, по этой причине многие считали
его атеистом, но он был человеком верующим. Он верил в дружбу, в истинную суть
вещей и еще в нечто, чему он не осмеливался давать ни имени, ни формы, ибо
говорил, что на то существуем мы, священники. Сеньор Семпере верил, будто все
мы являемся частью целого, и когда мы покидаем сей мир, то наши воспоминания и
мечты не исчезают, а становятся воспоминаниями и мечтами тех, кто приходит нам
на смену. Он толком не знал, то ли мы сами сотворили Бога по собственному
образу и подобию, то ли он создал нас, плохо понимая, что делает. Однако он
верил, что Бог, или та сила, что наделила нас жизнью, находит выражение в
каждом нашем поступке, в каждом слове и проявляется в том главном, что отличает
нас от глиняных болванчиков. Сеньор Семпере верил, что Бог в малой — или
большой — степени присутствует в книгах, и потому он всю жизнь стремился их
постигнуть и сберечь. Он трепетно заботился о том, чтобы страницы книг, подобно
нашим воспоминаниям и мечтам, не исчезли никогда. Ибо он свято верил и убедил в
этом также и меня, что, пока в мире существует хоть один человек, способный
прочитать эти страницы и проникнуться их смыслом, в них сохраняется частичка
Бога или жизни. Я знаю, что моему другу не понравилось бы, если бы мы провожали
его в последний путь молитвами и песнопениями. Я знаю, что ему было бы
довольно, что друзья — все те, кто пришел сегодня проститься с ним, —
всегда помнили о нем. Я уверен, что Господь, хотя старина Семпере не надеялся
на это, возьмет к себе на небеса нашего дорогого друга. И я не сомневаюсь, что
он останется навсегда в сердцах тех, кто пришел сегодня сюда, тех, кто в один
прекрасный миг открыл для себя магию книг благодаря его вере, и всех тех, кто,
не будучи знаком с ним, однажды переступил порог маленькой книжной лавки, где,
как он любил говорить, только что началась история. Покойся с миром, друг
Семпере, и мы, с Божьей помощью, будем чтить твою память и возносить
благодарности Всевышнему за то, что имели честь знать тебя.
Глубокое молчание воцарилось на кладбище, когда священник
закончил речь и отступил назад, благословив гроб и потупив взор. По знаку шефа
погребальной бригады могильщики выступили вперед и на веревках медленно
опустили гроб в яму. Гроб с глухим стуком встал на дно, и в толпе послышались
сдавленные рыдания. Я помню, что прирос к месту, не в силах ступить ни шагу,
наблюдая, как могильщики накрывают захоронение большой мраморной плитой, на
которой можно было прочитать лишь одно слово «Семпере» и то, что его супруга
Диана покоится тут тому уже двадцать шесть лет.
Постепенно толпа рассредоточилась. Провожавшие возвращались
к воротам кладбища и там собирались небольшими группами, не зная, куда
направиться, поскольку никому не хотелось уходить, покинув бедного сеньора
Семпере. Исабелла и Барсело вели сына букиниста, поддерживая его с двух сторон.
Я стоял неподвижно, пока все не разошлись, и только тогда отважился
приблизиться к могиле Семпере. Я опустился на колени и положил руку на мрамор.
— До скорого… — прошептал я.
Я услышал шаги за спиной и понял, кто это, еще до того, как
увидел его. Я выпрямился и повернулся. Педро Видаль протягивал мне руку с
улыбкой, грустнее которой мне видеть не доводилось.
— Не хочешь подать мне руку? — удивился он.
Я не пошевельнулся, и секунду спустя Видаль, кивнув своим
мыслям, убрал ладонь.
— Что вы тут делаете? — зло сказал я.
— Семпере был и моим другом, — отозвался Видаль.
— Неужели? И вы пришли один?
Видаль растерянно посмотрел на меня.
— Где она? — спросил я.
— Кто?
Я горько рассмеялся. Барсело, следивший за сценой издалека,
поспешил к нам с обеспокоенным видом.
— Чем вы подкупили ее теперь?
Взгляд Видаля сделался жестким.
— Ты не ведаешь, что говоришь, Давид.
Я приблизился к нему вплотную, так что его дыхание коснулось
моего лица.
— Где она? — потребовал я ответа.
— Я не знаю.
— Естественно, — пробормотал я, отводя глаза.
Я повернулся, намереваясь двинуться к выходу, но Видаль
схватил меня за локоть и остановил.
— Давид, подожди…
Не успев осознать, что делаю, я развернулся и ударил его изо
всех сил. Мой кулак врезался ему в лицо, и он стал падать навзничь. Я увидел
кровь на своих пальцах и услышал звук торопливо приближавшихся шагов. Чьи-то
руки обхватили меня и оттащили от Видаля.
— Ради Бога, Мартин… — выдохнул Барсело.
Букинист опустился на колени подле Видаля. Дон Педро тяжело
дышал, изо рта у него текла кровь. Я бросился бежать оттуда, натыкаясь по пути
на участников прощальной церемонии, останавливавшихся, чтобы понаблюдать за
дракой. Я не смел смотреть этим людям в лицо.
3
