— Вот! — воскликнул он, отбирая из рук Виталия Валентиновича давешний кошмар Ахломова. — Вот! Это я понимаю! Это профессионально!
И, не прерываемый ни Подручным, ни — тем более — вскочившим со стула Ахломовым, главный поставил терпеливую железяку на стол и принялся умиленно ее осматривать.
— Это — фирма, — приговаривал он. — Это — на уровне. Можем, значит, когда захотим! Виталий Валентинович, что это такое?
— Да… мм… видите ли, — расстроенным голосом начал Виталий Валентинович, — это, в некотором роде, макет нашего автоматического захвата…
— Ну что я могу тут сказать! Это — фирма. С этим не стыдно и в министерство показаться. — Главный любовно снял с железяки пылинку и насторожился. — Слушайте, а зачем вы мне его принесли?
— Сделан-то он, конечно, старательно… — промямлил Подручный, чувствуя, что пришел не совсем вовремя, — но размеры, Алексей Сергеевич, пропорции… Крайне неточно сделано.
Главный закатил огромную паузу, в течение которой скорбно смотрел на Подручного.
— Ну, я не знаю, товарищи, — вымолвил он, безнадежно улыбаясь. — Или у нас нет квалифицированных специалистов…
Ахломов, не слушая, присматривался к железяке. Нет, как хотите, а не могло это двигаться. Единый кусок металла, монолит. Скорее уж обрезок рельсы поползет на манер гусеницы. А лапы! Каждая на конце скруглена. Как можно такой лапой что-нибудь ухватить? Может быть, присоски? Показаться невропатологу? Но ведь двигалось же оно, черт побори!
— А достижения?! — Главный уже бегал по кабинету. — Страшно смотреть, как они у нас нарисованы!
Железяка изумленно щелкнула и зажужжала. Главный запнулся и укоризненно посмотрел на отпрянувшего от стола Ахломова.
— Виталий Валентинович, — позвал он, вновь повернувшись к железяке. — Здесь можно что-нибудь исправить?
Вопрос застал Подручного врасплох.
— Н-ну, если здесь сточить, а тут приварить…
— Берите, — прервал его главный. — Берите ваш макет и несите его слесарям. Если это их работа — пусть переделают. Если нет — все равно пусть переделают!
* * *
Подручный проклял тот час, когда потащился к главному, но обсуждать приказы было не в его характере, и вот он уже стоял в гулком коридоре подвала, держа в руках, как табуретку, эту металлическую нелепость, весившую, кстати сказать, не меньше десяти килограммов.
Слесарей на месте не оказалось, и опытный Подручный прямиком направился в мастерскую художника. Дверь мастерской — чудовищная, окованная железом дверь с пиратской табличкой «Не влезай — убьет!», была распахнута. Из проема в коридор тянулся сизый слоистый дым, слышались голоса. Подручный бесшумно поставил свою ношу на бетонный пол и прислушался.
— Деревянный брус, на который кладется рельса, — веселился тенорок слесаря Шуры. — Пять букв. Что бы это могло быть?
В мастерской жизнерадостно заржали.
— Картина, изображающая морской пейзаж. Шесть букв. Вторая — «а».
— Марина, — вкусно выговорил голос художника Королева.
— Кто?
— Марина, пенек.
— Та-ак. Бесхвостое земноводное, распространенное в нашей области. Саня, это по твоей части. Бесхвостое…
— Слышу. Лягушка.
— Ля-гуш-ка. Точно. Ты смотри! За что же тебя из института выперли?
— За хвосты.
Вновь послышалось жизнерадостное ржание.
— По вертикали. Стихотворный размер. А у кого из нас диплом литератора? Чего молчишь, учитель? Завязывай с подошвами. Стихотворный размер…
— Сколько букв?
— Десять. Предпоследняя — «и».
— Амфибрахий.
— Амфибрахий или амфебрахий?
— Так, — сказал Подручный входя. — Что, собственно, происходит?
Своим непосредственным делом был занят только художник Королев. Склонившись над столом, он неистово трафаретил по синему фону поздравительного плаката желтые шестеренки. Фотограф старательно вырезал из твердого пенопласта подошву изящных очертаний. Слесари Саня и Шура сидели верхом на стульях и дымили. Юный шалопай Клепиков из отдела Ахломова приник к карте мира в районе Панамского канала.
— А кто к нам пришел! — восторженно завопил художник Королев, не поворачивая головы. — Виталий Валентинович, выгоните этих тунеядцев. Работать не дают!
— Все те же лица, — холодно заметил Подручный. — А что здесь делают слесаря?
— Нашел! Вот она! — выкрикнул шалопай Клепиков, оборачиваясь. — Пиши: порт в Колумбии — Буэнавентура.
Тут он, понятно, осекся.
— Кроссвордики, значит, разгадываем, — вазелиновым голосом подытожил Виталий Валентинович. — А главный инженер дозвониться не может. Саня! Шура! Ну-ка заканчивайте. Есть работа. Во-первых, знаком вам этот…
Подручный не договорил. Что в ту, что в другую сторону коридор был пуст. Железяка исчезла.
* * *
Если до этого момента путь предмета, принятого отдельными лицами за макет автоматического захвата, можно было обозначить непрерывной линией, то теперь он рисуется нам извилистым пунктиром или даже беспорядочной россыпью точек.
Так, две библиотекарши вспомнили, что с ними в лифте на четвертый этаж поднималась уродливая болванка на четырех ножках, об которую и были порваны французские колготки.
Группа сотрудников, спускавшаяся с шестого этажа в столовую, также засвидетельствовала наличие железяки в лифте. Мало того, двое из них признались, что в связи с теснотой они выставили железяку на третьем этаже, нехорошо о ней отозвавшись. Может, до, а может, после этого (разложить события по порядку так и не удалось) в отделе Подручного раздался возмущенный женский голос: «Кто мне поставил на «Бурду» эту уродину?» Ответом был вялый голос из-за кульмана: «А-восемь. Убит.» Там резались в морской бой.
Кроме Подручного, опознать предмет было некому. Но Виталий Валентинович в ту пору отчитывался перед главным в пропаже макета, так что после краткого разбирательства железяку вынесли на лестничную площадку, где она приняла посильное участие в перекуре. Иными словами, на нее сел один сотрудник, предварительно подстелив носовой платок. Железяка крякнула, но стерпела.
Забегая вперед, скажем: если бы этот сотрудник знал, на что сел, он бы вскочил, как с раскаленной плиты, и зарекся курить в рабочее время.
* * *
Главный возвращался из инспекционного набега на отдел тяжелой полуавтоматики, когда удивительно знакомый неприятный голос с лестничной площадки изрек невероятную фразу:
— Если мы делаем мелочь, — сказал голос, — мы делаем мелочь… мелочь… — Тут он запнулся, начал заикаться и очень неуверенно закончил: — Чем мельче, тем лучше. Фирма!
Главный остолбенел. Последовало слабое шипение, и сочный баритон инженера Бухбиндера произнес:
