— Я оставлю балконные двери незапертыми. Мы вернемся
домой не позже полуночи. Приходи — наверное, где-нибудь час спустя. Если ты
возьмешь свои бумаги, то тебе ничто не грозит — люди тебя знают. Годится?
Она все еще побаивалась, что он может отказаться из ложной
преданности ей. Но нет.
— Я приду к тебе, — пообещал он.
Солнце еще не покинуло зенит, когда Амос ушел. Патрисия
вернулась в дом и наскоро обтерлась влажной губкой, чтобы мать не учуяла запах
лошадей и золы на ее коже. К тому времени, как Альтея проснулась, Патрисия уже
чинно сидела в шелковом халате на кушетке в гостиной, читая «Баллады»
Кольриджа.
— Похоже, ты приободрилась, — заметила
Альтея. — Вовремя же ты осознала, насколько тебе повезло.
Патрисия, едва не сходя с ума от предвкушения, постаралась
сдержать улыбку.
Когда к вечеру воздух посвежел и тени удлинились, они начали
готовиться к первому квартеронскому балу сезона. Сегодня юные девицы встретятся
с богатыми наследниками, желающими обзавестись черной любовницей, чтобы
скоротать время до брака с белой девушкой.
«Время показать себя с лучшей стороны», — с горечью
подумала Патрисия.
Она капнула туалетной водой себе на запястья и горло и
спрятала в складки платья вербеновые саше, чтобы источать приятный запах, как
бы жарко ни стало в полном людей зале. Пудра не позволит ее лицу залосниться и
заставит кожу казаться еще бледнее.
Альтея обернула горло дочери кружевной ленточкой и закрепила
спереди камею. Потом затянула на Патрисии корсет; он оказался до того тесным,
что у девушки едва не закружилась голова, зато мать объявила, что теперь платье
будет ей впору.
— Восемнадцать дюймов, — гордо отметила Альтея,
помогая Патрисии шагнуть внутрь юбки с кринолином. — Такая же тонкая, как
была моя, пока я не родила тебя.
Едва способную дышать Патрисию совершенно это не волновало —
по крайней мере, до тех пор, пока она не увидела себя в зеркало.
Платье было из бледно-лилового атласа, с оборками из тонкого
кружева у манжет и поверх широкой юбки-колокола. Низко вырезанный лиф позволял
видеть соблазнительную грудь. Патрисия не сомневалась, что ни одна девушка в
Новом Орлеане не сумеет затмить ее этим вечером, и на миг ее гордость заслонила
стыд.
«Жаль, что Амос не сможет увидеть меня такой, —
подумала она. — Он был бы потрясен».
Но он не увидит ее этим вечером. Вместо этого она будет
выставлять себя напоказ перед мужчинами, желающими взять ее на содержание, —
и возможно, среди них будет тот, кто навсегда отнимет ее у Амоса.
В ожидании ночи она испытывала трепет предвкушения, но тем
не менее ясно сознавала, что ее участь почти решена. Вскоре они с Амосом станут
любовниками, но все равно ей суждено сделаться содержанкой белого мужчины. Его
игрушкой. Его собственностью во всем, за исключением названия.
— Затягивай сильнее! — проворчала Альтея, вернув
Патрисию обратно в реальность, где она, в свою очередь, зашнуровывала корсет на
матери. — Право слово, я понятия не имею, где порой блуждают твои мысли.
* * *
Коляска прибыла за ними сразу после заката, и Патрисия с
Альтеей отправились в зал Лафайета. Лошадиные копыта и колеса экипажа грохотали
по мощенным булыжником улицам, а газовые фонари на каждом углу разгоняли
темноту.
Бок о бок они вступили в бальный зал, и это мгновение было
последним, которое им удастся провести вместе — пока не кончится ночь. Как
обычно, приятельницы Альтеи увлекли ее в уголок, чтобы там пить пунш и
сплетничать. Патрисия могла бы поискать собственных подруг, встревоженных не
менее, чем она сама, но ей совершенно не хотелось общества.
Оркестр еще настраивал инструменты, когда начали входить
мужчины. Сперва прибывали в основном старшие джентльмены, проводящие время с
матерями, — их Патрисия уже знала. Она заметила мистера Бруссарда,
смотревшего на нее с плохо скрываемым интересом — по крайней мере, до тех пор,
пока Альтея не взяла его под руку и не принялась расточать любезности, которые
ему так нравились.
Также Патрисия бегло взглянула на высокого седовласого
мужчину — Лоренса Деверо. Они с матерью тоже носили эту фамилию, хотя в
последний раз он навещал Альтею много лет назад. Даже лицом Патрисия напоминала
его; никто никогда не осмеливался назвать ее дочерью этого человека, но сама
девушка знала правду.
По правде сказать, она и не ожидала, что мистер Деверо
станет уделять ей внимание. Он никогда этого не делал. Но с его стороны было бы
мило хотя бы взглянуть в ее сторону и заметить, насколько очаровательно она
смотрится в атласном платье.
Затем появилась молодежь. На дорожке перед зданием один за
другим останавливались экипажи, полные шумных смеющихся джентльменов, в
большинстве своем только что закончивших университет. С яркими галстуками
поверх белых рубашек с высокими воротничками, в муаровых жилетах, они гордо
вступали в клуб, широко улыбаясь и хохоча, на вкус Патрисии, чересчур нарочито.
Только один из них не смеялся.
Он сразу же привлек ее внимание — поначалу только тем, что
вел себя тише прочих, но вдобавок он еще и оказался очень привлекательным.
Несколькими годами старше остальных, с каштановыми волосами, длинными, как у
девушки, он держался с достоинством, а взгляд его темных глаз лениво блуждал по
залу, скучающий и пренебрежительный, как если бы он не ожидал увидеть ничего,
что могло бы его заинтересовать.
Однако, заметив ее, он замер.
Патрисии следовало бы поступить как подобает даме — отвести
взгляд и раскрыть веер. Вместо этого она вздернула подбородок и уставилась на
него в ответ.
«Я не стану разыгрывать из себя юную скромницу, —
поклялась себе она. — Ни перед ним, ни перед кем-то еще! Если я дам ему
понять, насколько я его ненавижу, он не станет ухаживать за мной. И я смогу
провести с Амосом больше времени».
Он медленно улыбнулся.
Наверняка он улыбался кому-то другому. Патрисия отвернулась
и принялась проталкиваться сквозь толпу к окну. В сутолоке будет несложно
потеряться из виду.
А затем на ее плечо легла ладонь.
Она обернулась и увидела мужчину с каштановыми волосами. Каким
образом ему удалось так быстро пересечь зал, полный людей? Белая лайка его
перчатки мягко касалась ее открытой кожи.
— А вот и вы, — заметил он, как будто они были
старыми друзьями, надолго разлученными случаем.
Патрисия отпрянула.
— Сэр, мы не были представлены.
— Я Жюльен Ларро.
Сперва она даже не нашлась, что ответить. Девушки и молодые
джентльмены не представляются друг другу сами; они ждут, пока их представит
общий друг или компаньонка. Обратиться к ней вот так, запросто, было нарушением
приличий со стороны Жюльена, но уйти прочь после того, как он назвал свое имя,
было бы еще более неучтивым.
