— И сказала… жена… змею, — прочёл он чуть ли не по складам: — Плоды с дерев… мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая… сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним… чтобы вам не умереть…
— Ну-ну! — подбодрил дьявол. — Дальше.
— И сказал змей жене… нет, не умрёте… но знает Бог, что в день, в который вы… вкусите их… откроются глаза ваши, и вы будете… как боги, знающие добро и зло…
Дьявол кивал с ностальгической улыбкой на устах.
— Так, — молвил он, очнувшись от сладких воспоминаний. — А теперь та же глава, стих двадцать второй.
— И сказал Господь Бог… — с запинкой продолжил клиент, отыскав указанный текст, — …вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло… и теперь как бы не простёр он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно…
— Почти слово в слово, — бодро заметил гость. — Уж вы поосторожней давайте: если я соврал, то получается, что и Он соврал…
— Но ведь умерли же в конце концов!
— Кто?
— Адам с Евой!
— Ну-у… — укоризненно протянул дьявол. — Я-то тут при чём? Конечно, если не подпускать к древу жизни, рано или поздно помрёшь…
— Вот так вы нас и накалываете! — в сердцах сказал клиент, захлопывая Библию и отправляя на стол, чем-чем уже только не заваленный. Присутствовали тут и удлинявшийся с прибавлением новых пунктов пергамент (пункты возникали сами собой, стоило какой обговорить), и зубочистка (должно быть, взамен стального пёрышка — где его нынче найдёшь?), и закатанная в пластик стерильная железочка для прокалывания пальца. Ватный тампон, пузырёк спирта, кофейник, чашка, «Фауст» Гёте в переводе Пастернака…
— Ну-с? — благодушно произнёс дьявол.
Если раньше время работало на клиента, то теперь оно не работало вообще. Тянуть было нечего. Две с половиной вороньи тени, размазанные по кухонной стене, являлись прямым тому подтверждением.
Душепродавец засопел, нахмурился, пододвинул поближе пергамент и принялся, бормоча, елозить пальцем по всем пунктам.
— Так… так… Любую материальную ценность по первому требованию… Так… Женщины — понятно… Здоровье, молодость, силу… Бессмертие… Хм… Бессмертие… — покряхтел, посомневался. — Ладно, допустим… А это что? Душепреемник обязуется приступить к исполнению желаний клиента через пять минут с момента подписания договора… Почему через пять минут? Почему не сразу? Душу-то — сразу…
— Потому что пергамент сперва надлежит завизировать, подшить, присвоить номер… Я — лицо подотчётное. Пока документ не оформлен, поймите, я просто не имею права…
— Подотчётное… — сердито фыркнул души своей погубитель, не зная уже, к чему бы ещё прицепиться.
— Время включать? — спросил дьявол. — Мне кажется, чем быстрее начнутся эти пять минут, тем быстрее они кончатся.
— Включайте, — буркнул клиент, освобождая от пластиковой оболочки стерильную медицинскую железочку.
Дьявол щёлкнул перстами. Тени ворон метнулись по стене и исчезли. За окном шевельнулись, развеваемые ветром, прозрачно-косматые дракончики над мохнатой от тумана Волгой. Клиент поднёс металлическое жало к подушечке указательного пальца и засомневался вновь.
— Ну вот конец света… — недовольно предположил он, кладя руки на стол. — Страшный Суд. То есть, получается, нынешний ад — это как бы предварительное заключение, если суда ещё не было… Так?
— Вы что, нарочно? — взвыл дьявол. — Время — пошло!..
— А раз я живу до конца света, то в ад не попадаю… — не слыша вопля, прикидывал вслух клиент.
— Не попадаете… — еле сдерживаясь, пробурлил дьявол.
— А после конца света?
— Что «после конца света»?!
— Ну вот конец света. Тела исчезли. А что с душами?
— Смотря с какими, — в остервенении отвечал враг рода человеческого. — Грешные души, в том числе и ваша, просто исчезнут. Истребятся! Если не верите, вот Библия — проверьте… Только время я снова остановлю!
— Ага, — удовлетворённо пробормотал хозяин кухоньки. — То есть потом меня просто не станет…
Болезненно ойкнув, проколол подушечку пальца, выдавил капельку крови и, обмакнув в неё зубочистку, вывел под договором нарочито неразборчивую подпись.
— Знаете… — доверительно молвил он дьяволу, прикладывая к ранке смоченную спиртом ватку. — Не обижайтесь, но, по-моему, я вас всё-таки обул. Зря вы так легко на всё соглашались…
— Чуть было не обули… — угрюмо подтвердил тот и вновь взглянул на часы.
— Успеваете?
— Да, — сказал дьявол, свёртывая драгоценный пергамент в трубку. — Теперь уже точно успеваю.
До конца света оставалось три минуты с четвертью.
Волгоград, март, 2011.
МИСТИЧЕСКИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛИЦИИ
Попытка стать зрителем.
К детективам я по сей день отношусь со сдержанным недоумением. По молодости лет они меня просто раздражали. Самое, на мой взгляд, страшное, из того что может случиться в жизни, а именно — убийство ближнего, становится в них не более чем условием предлагаемой читателю шарады. Домино из надгробных плит. Возможно, подобное отношение к развлекательной литературе свидетельствует лишь о моей ущербности: есть люди, не понимающие анекдотов, а я вот не понимаю детективов.
Между прочим, неприязнь к криминальным историям ничуть не свидетельствует о высоких моральных качествах или, скажем, о тонком вкусе читателя. Сартр, например, открыто признавался: «Я и поныне читаю „чёрную серию“ с большей охотой, чем Витгенштейна». После столь шокирующего высказывания впору заподозрить себя в ханжестве и снобизме.
И всё-таки, думаю, отношения мои с детективом не сложились по несколько иной причине. Выросши домашним бунтарём и кухонным анархистом, я не любил и не люблю то, что называется системой, с её бюрократией, державной помпезностью, репрессивным аппаратом и прочими прелестями. С коммунистическим государством меня хотя бы примиряли его самоубийственные обещания, дескать, в будущем оно исчезнет само собой (как, кстати, и вышло), но от нынешних-то буржуинов даже этого не дождёшься!
Так вот. Смущала врождённая лояльность жанра. Судите сами: преступление — зло, следовательно, государство, законы которого были нарушены, — добро. Поэтому из детективов второй половины двадцатого века с живым интересом я мог читать лишь французские, где извечный треугольник «убийца — жертва — сыщик» искривляется до утраты треугольности, добро оборачивается злом, а жертва — это просто-напросто преступник, которому не повезло.
Рискуя уклониться от темы, замечу, что фантастика, напротив, казалась (и кажется) мне изначально подрывным чтивом, поскольку вопреки Оккаму вводит новые сущности, чем посягает на незыблемость установленного порядка.
Вернёмся, однако, к детективу. Как и всякая загадка, это продукт одноразового использования. Помните старый анекдот, когда кто-то кому-то страшно отомстил в кинотеатре, шепнув на ухо, что убийца — вон тот лысый? Всё. Интрига исчезла. Дальше можно не смотреть.
