— Что стряслось?
Я пересказал ей, что знал сам. В ответ она умудренно кивнула — воплощение деловитости. Втроем мы вернулись к ожиданию.
Фурье первой увидела транспортер и указала на него нам. С минуту он стоял на северном гребне, как воин племени масаи на одной ноге или спящий аист. Потом подпрыгнул, преодолел гребень и в облачках пыли начал спускаться по длинному склону.
База Содружества располагалась на дне долины Маринер — широкого, тянущегося через весь континент каньона на экваторе Марса. Решение создать колонию здесь было продиктовано психологическими мотивами, реакцией на уничтожение первой базы. Узкая долина, казалось бы, давала больше укрытия, чем голая равнина — хотя упорный астероид без особых проблем заберется и в эту тридцатисемимильную щель. А еще на решении сказались далеко идущие планы. Предполагалось со временем, участок за участком, накрыть куполом всю долину, и так создать пригодные для жизни условия. Уйма жилого пространства для рядовых работяг и гораздо дешевле, чем создавать земную экосистему на всей планете.
В гараж пришли помогать остальные колонисты, хотя никто в точности не знал, что потребуется. Транспортер, подпрыгивая, приближался, пока не остановился метрах в пятидесяти от купола. Он был слишком велик, чтобы загнать его через шлюз для тракторов. Пассажирам придется спешиться и пройтись пешком. Если они еще на это способны.
В бронированой кабине на «ноге» открылся люк. Развернулся и упал трап из пластмассовых цепей.
Я не знал, чего ожидать. Жертв декомпрессии, взрыва или камнепада: руки-ноги оторваны, распухли или изувечены. Уцелевшие, пошатываясь, выносят раненых…
И полной неожиданностью стали пять подвижных фигур, которые, проворно спустившись по трапу, спрыгнули вниз, когда до красной почвы оставалось футов десять, и рысцой направились к куполу.
Они ВОШЛИ в шлюз и скрылись из виду.
Динамик над внутренней дверью ожил, пока шлюз еще работал.
— Уберите всех, кроме медицинского персонала, — произнес назойливый голос Хольтцманна, в котором за официальностью слышалась нервозность. — Пусть поставят койки в «чистой комнате» на заводе чипов. Мы используем ее как изоляционную камеру. Туда мы пройдем по коридорам Восемь и Двенадцать. После того как мы пройдем, весь маршрут немедленно дезинфицировать. Мы только что стерилизовали скафандры извне и даже приоткрывать их не будем, но рисковать нельзя.
Я нажал кнопку интеркома.
— Ты с ума сошел, Хольтцманн? Ты говоришь так, словно заразился. Тебе не хуже меня известно, что, если не считать тех земных организмов, которые мы сюда завезли и которые могли сбежать и выжить, Марс мертв.
Долгие десять секунд царила тишина. Потом Хольтцманн сказал:
— Уже нет, доктор Строуд. Уже нет.
Вэддингу Хольтцманну, блондину с тевтонскими чертами лица и стрижкой ежиком, было тринадцать лет. Выходец из Восточной Германии, он был продуктом их сверхускоренного нейротропного образования. Я никогда не соглашался с теми, кто утверждал, будто чудодейственные катализаторы позволяют напичкать подростка полным объемом знаний, необходимых взрослому, к тринадцати годам, и испытал облегчение, когда конгресс (вопреки давлению геронтократов, которые хотели, чтобы их поддержали массы молодых рабочих) зарубил билль о снижении возрастного ценза.
Пятнадцать лет — еще куда ни шло: дополнительные два года — большая разница. Я знаю, что сам в тринадцать не был бы готов для колледжа. Даже когда в возрасте умудренных двадцати четырех я окончил медицинский факультет в университете Джонса Хопкинса и Бэннекеровский Институт, я все равно был недостаточно взрослым, чтобы справляться с моими способностями. То, как я испоганил себе жизнь, прекрасная тому иллюстрация.
Рядом с Хольтцманном и его сверстниками я в свои тридцать ощущал себя древним старцем. Я знал, что Ами разделяет мои чувства, поскольку мы говорили об этом (в периоды просветления), видя в возрастной разнице одну из причин нашей отчужденности.
А вот из Хольтцманна то ли благодаря побочному эффекту тепличного развития, то ли благоприятным тенденциям вышел отличный «марсианин». Скорее всего потому его и сделали главой колонии. Я всегда называл его Вегги — это его злило.
Теперь, стоя в импровизированной изоляционной камере с Хольтцманном, Ами и остальными членами экспедиции, я подумал, не обойтись ли сегодня без колкостей.
Ручное оружие в обычном смысле на базе отсутствовало. От него не было бы толку против реальной угрозы астероида, и мирные державы на Земле не видели необходимости вооружать друг против друга своих посланцев. Но Хольтцманн вспомнил про сигнальную ракетницу в кабине транспортера, и теперь наставил ее гадкое широкое рыло прямо мне в брюхо. Выброшенный под действием кислорода заряд проделает во мне такую дыру, что даже клеткогляд ее не залатает.
— Выясните, что с нами случилось, — велел Хольтцманн, хотя его голос едва заметно подрагивал, — и исправьте. На сей раз без фокусов.
Я невольно улыбнулся. Хольтцманн напомнил про то, как колонисты пришли к нам в прошлый раз за укреплением костей. В пониженной гравитации Марса мелкий остеопороз становился немалой проблемой, и мы с Ами регулярно проводили сеансы для его устранения, а также выискивали рак кожи в начальной стадии, возникающий из-за высокого уровня ультрафиолета. На сей раз из скуки и отвращения к своей роли порабощенных шаманов мы с Ами добавили к процедурам небольшой пустячок.
На следующее утро все колонисты проснулись лысыми, а их волосы устилали подушки. Шум-гам был чудесный. Прошло несколько месяцев, прежде чем все успокоились. А лучшее в этом было то, что они не могли даже подвергнуть нас настоящему взысканию — слишком сильно в нас нуждались.
Тщательно взвесив эмоциональное состояние Хольтцманна, направленное на меня дуло и чувство собственного достоинства, я сказал:
— Как пожелаешь… Вегги.
Палец Хольтцманна дернулся на курке, я приготовился метнуться в сторону, но тут между нами встала Ами.
— Послушайте, пока мы блуждаем в потемках. Что с вами стряслось? Вид у вас нормальный. В чем дело?
Проведя рукой по потному лбу, Хольтцманн попытался успокоиться.
— Вы правы, доктор Санжур. Я был небрежен. Мне следовало объяснить все по рации и заранее договориться о мерах предосторожности. Но мы были слишком заняты тестами, какие могли провести сами. Вы же знаете, Кеннер у нас по совместительству биолог. — Хольтцманн указал на темноволосого семнадцатилетку, который угрюмо сидел на койке, сложив на коленях руки. — И ему не удалось ничего узнать о том, что в нас залезло.
Видя наше недоумение, Хольтцманн дал задний ход и снизошел до объяснений:
— Как вам известно, мы проводили первое настоящее обследование развалин старой базы у горы Павлина, чтобы проверить, нельзя ли забрать оттуда хоть что-нибудь ценное или найти уцелевшие личные вещи для родственников погибших. Еще мы хотели взять осколок уничтожившего базу астероида — ведь нам редко выпадает шанс изучить подобные объекты без контаминации их земными организмами. Первая часть миссии оказалась безуспешной. База была разрушена до основания ударной волной, которая, вероятно, измерялась мегатоннами. Уверен, обитатели купола погибли почти мгновенно и, насколько возможно, безболезненно. Никаких артефактов не сохранилось. Однако нам удалось найти осколок самого астероида. Сейчас он находится в кабине транспортера. — Хольтцманн замер. — Господи Иисусе! Я сказал, чтобы никто к транспортеру не приближался?
