— Перестань бороться со мной. — Шея ощущала тепло его
дыхания, тело его было прижато к моему, рот находился всего в нескольких дюймах
от моих губ. — Я не причиню тебе вреда.
Я снова задергалась, дыша тяжело, с хрипом, в голове
пульсировала боль.
— Мне трудно поверить в это, неужели непонятно?
— Если бы я хотел тебя убить, ты уже была бы мертва. Если ты
не прекратишь вырываться, мне придется связать тебя. В противном случае я не
стану этого делать.
— Не боишься, что я сбегу?
— Нет. — Его голос звучал так спокойно, что холодок пробежал
у меня по спине. — Не боюсь.
Мы оставались в таком положении еще около минуты. Мысли
бешено проносились в голове. Это правда — если бы он хотел убить меня, то уже
давно бы справился с поставленной задачей. Но я была далека от того, чтобы
чувствовать себя в полной безопасности. Тем не менее ситуация создалась
безвыходная. Ладно, я не совсем точно выразилась. Для меня она была
безвыходная. Он просто играл со мной. В голове после ударов пульсировала боль,
и дальнейшая бесплодная борьба лишь ухудшила бы мое состояние. Требовалось
восстановить силы, чтобы найти способ сбежать — если, конечно, я доживу до
этого. И пора перестать думать о том, как близки наши тела и... губы. Такой
тесный контакт слишком опьянял.
Я слегка расслабилась.
— Хорошо.
Он заколебался — наверно, спрашивал себя, можно ли доверять
мне. Происходящее напомнило момент, когда мы с ним были в маленькой сторожке в
дальней части академических угодий. Я тогда была расстроена, разъярена — и все
под влиянием тьмы духа, которая переполняла меня. Дмитрий тоже удерживал меня и
убеждал выйти из того ужасного состояния. Мы поцеловались, потом его руки
приподняли мою рубашку... Нет, нет. Не сейчас. Нельзя думать об этом сейчас.
В конце концов, Дмитрий отпустил меня. Инстинкт вопил,
подталкивая внезапно наброситься на него, но я строго напомнила себе, что
необходимо выждать, восстановить силы и собрать побольше информации. Хоть он и
отпустил меня, мы продолжали стоять близко друг к другу. Вопреки всякой логике,
его облик снова обманчиво воздействовал на меня — как тогда, на улице. Как
можно быть тем же самым и одновременно другим? Я всячески пыталась не замечать
знакомых черт — волосы, рост, лицо — и сосредоточиваться лишь на признаках
стригоя — красных кружках в глазах и чрезмерной бледности кожи.
Я так ушла в себя, зациклившись на выполнении этой задачи,
что до меня не сразу дошло, что он тоже молчит. Он вглядывался в меня так
пристально, как будто хотел пронзить взглядом. Я вздрогнула. Это выглядело
почти — почти! — так, как будто он был зачарован мной. Впрочем, подобное
невозможно. Такого рода эмоции недоступны стригоям, скорее всего, мысль о том,
что он все еще испытывает ко мне какие-то чувства, была того рода, когда
принимают желаемое за действительное. Выражение его лица всегда не поддавалось
расшифровке, а теперь его маскировала личина коварства и холодности, которая
делала совершенно невозможным понять, что у него на уме.
— Почему ты оказалась здесь? — Спросил он наконец.
— Потому что ты ударил меня по голове и притащил сюда.
Если уж умирать, то с музыкой — в стиле Розы. Прежний
Дмитрий улыбнулся бы или подчеркнуто испустил вздох. Этот остался невозмутим.
— Я о другом. Почему ты здесь?
В его низком голосе зазвучали угрожающие нотки. Я считала,
что Эйб производит устрашающее впечатление, но... Даже Змей в ужасе отпрянул
бы.
— В Сибири? Потому что искала тебя.
— А я здесь, потому что хотел оказаться как можно дальше от
тебя.
В полном ошеломлении я сказала нечто совершенно нелепое.
— Почему? Потому что я могу убить тебя?
Судя по его взгляду, он тоже считал это нелепостью.
— Нет. Чтобы мы не оказались в подобной ситуации. Теперь это
произошло, и ее исход неотвратим.
Я не была полностью уверена, что он вкладывает в слова о
«подобной» ситуации.
— Можешь просто отпустить меня, если хочешь избежать его.
Он отступил на шаг и пошел, не оглядываясь, в сторону
гостиной. Возникло искушение воспользоваться этим и напасть на него, но
внутренний голос подсказывал, что вряд ли я сделаю больше четырех шагов, прежде
чем он, по-прежнему не оглядываясь, нанесет мне удар. Он сел в роскошное
кожаное кресло, движения его высокой фигуры были так же грациозны, как и
раньше. Господи, ну почему он производит такое противоречивое впечатление?
Привычки прежнего Дмитрия — и замашки монстра. Я осталась на том же месте,
прислонившись к стене.
— Теперь это невозможно. После того, как я увидел тебя...
И снова он внимательно рассматривал меня. Это вызывало
странное ощущение. Двойственное. Напряженность его взгляда, то, как он почти
любовно скользил им по моему телу сверху донизу, — это волновало и даже
возбуждало; с другой стороны, под его взглядом я чувствовала себя замаранной,
грязной.
— Ты по-прежнему так же прекрасна, Роза. Впрочем, ничего
другого я и не должен был ожидать.
На это я не знала, что сказать. Я никогда на самом деле не
разговаривала со стригоем, если не считать обмена оскорблениями и угрозами в
процессе схватки. Ближе всего к этому подходило, когда меня захватил в плен
Исайя. Тогда я была связана, и разговор в основном сводился к тому, как он
убьет меня. Сейчас... сейчас все было иным, но страх не отпускал меня. Я
скрестила на груди руки и прислонилась к стене — защищаться я пока не могла.
Он наклонил голову, вглядываясь в меня, и на его лицо упала
тень, красный отблеск в глазах стал почти не виден. Они — прямо как раньше —
казались темными, бездонными и удивительными, исполненными любви и
бесстрашия...
— Можешь сесть, — сказал он.
— Мне и так хорошо.
— Есть что-нибудь еще, чего ты хочешь?
— К примеру, чтобы ты отпустил меня.
На мгновение мне показалось, что его лицо слегка исказилось,
как раньше, когда я шутила. Нет, наверно, я вообразила это.
— Нет, Роза. Я имею в виду — тебе потребуется что-нибудь?
Другая еда? Книги? Развлечения?
Я недоверчиво смотрела на него.
— Ты так говоришь, будто я в самом роскошном отеле!
— В определенной степени так и есть. Я поговорю с Галиной, и
она достанет все, что пожелаешь.
— С Галиной?
Губы Дмитрия искривились в улыбке. В этой улыбке полностью
отсутствовала теплота — она была холодной, мрачной, полной секретов. Я
съежилась бы от страха при виде ее — если бы не мое нежелание выказывать перед
ним слабость.
— Галина — мой бывший инструктор, еще со времен школы.
— Она стригой?
