— Я не осознавала, что это может быть гораздо лучше, —
застенчиво сказала я Дмитрию той ночью в хибарке. — Я думала об этом все время,
о том, что произошло тогда между нами.
Он повернулся ко мне, натягивая одеяло. В хибарке было
холодно, но на постели лежали теплые одеяла. Можно было, конечно, одеться, но
мне ужасно этого не хотелось. Прижиматься к нему всем телом, ощущать его кожу —
это было слишком приятно.
— Я тоже.
— Правда? — Удивленно спросила я. — Мне казалось, ты слишком
дисциплинирован и стараешься все забыть.
Дмитрий рассмеялся и поцеловал меня в шею.
— Роза, как можно забыть, что я, обнаженный, лежал рядом с
такой красавицей, как ты? Часто по ночам я не мог уснуть, вспоминая все
подробности. Говорил себе снова и снова, что это неправильно, но забыть тебя не
мог. Это просто немыслимо. — Его руки гладили мои бедра, губы скользили вдоль
шеи. — Ты навсегда выжжена в моем сознании, как клеймо, и ничто, ничто на свете
не изменит этого.
Как могли уживаться эти воспоминания с моим теперешним
желанием найти его и убить, пусть даже он стал стригоем? А между тем именно
из-за этих воспоминаний я точно знала, что должна уничтожить его — чтобы он
остался в памяти как человек, который любил меня и держал в своих объятиях.
Нельзя забывать, что этот человек никогда не захотел бы стать монстром.
Когда Сидни показала мне купленную ею машину, я, мягко
говоря, в восторг не пришла; в особенности поскольку она купила ее на мои
деньги.
— Мы поедем на этом? — Воскликнула я. — По-твоему, она
способна выдержать такой путь?
Поездка предположительно должна была продлиться семь часов.
Она бросила на меня изумленный взгляд.
— Ты серьезно? Ты знаешь, что это? «Ситроен» семьдесят
второго года выпуска. Эти машины потрясающие. Ты хоть примерно представляешь
себе, как трудно было ввезти их в страну в советские дни? Просто не верится,
что парень продал ее. Очень неумно с его стороны.
О советской эпохе мне было известно совсем немного, а еще
меньше о классических автомобилях, но Сидни гладила блестящий красный капот,
словно влюбленная. Кто мог бы предположить, что она сдвинута на машинах? Может,
автомобиль и впрямь был стоящий, но я, как уже было сказано, в них не
разбиралась. Честно говоря, на нем не было ни выбоин, ни ржавчины; он выглядел
чистым и ухоженным, просто старомодным.
— Он хоть поедет? — Спросила я.
На ее лице отразилось еще большее недоумение, хотя это
казалось невозможным.
— Конечно!
И он поехал. Двигатель издавал ровный гул, и, глядя, как
машина набирает скорость, я начала понимать восторг Сидни. Она жаждала сесть за
руль, и вначале я готова была поспорить с ней, аргументируя свое право тем, что
машина куплена на мои деньги. Однако, глядя в ее влюбленное лицо, я, в конце
концов, решила не мешать ее роману с машиной.
Я просто радовалась тому, что мы наконец отбыли, хотя это и
произошло во второй половине дня. По словам всех, дорога была опасна, и вряд ли
стоило рисковать, оставаясь на ней с наступлением темноты. Сидни успокоила
меня, заявив, что большую часть пути мы проедем до заката, а потом остановимся
на ночь в хорошо известном ей местечке и приедем в город уже утром.
Чем дальше от Омска, тем более глухой становилась местность.
Глядя в окно, я начала понимать влюбленность Дмитрия в эту страну. Да, она
выглядела как заросшая низкорослым кустарником бесплодная равнина, но с весной
повсюду пробивалась зелень, и было что-то мучительно прекрасное в зрелище этих
земель, которых не касалась рука человека. В некотором смысле похоже на
Монтану, но здесь присутствовало и что-то еще, исключительно свое, присущее
только этой местности. Я не смогла удержаться, чтобы не использовать для
поддержания разговора помешанность Сидни на машинах.
— Тебе много известно об автомобилях?
— Кое-что, — ответила она. — В нашей семье алхимик папа, а
мама механик.
— Правда? — Удивилась я. — Это... необычно. Конечно, не мне
рассуждать о том, какому полу что больше подходит. Вся моя жизнь посвящена
сражению и убийствам; вряд ли это можно счесть традиционно женским занятием.
— Мама очень хороша в своей специальности и многому научила
меня. Я не возражала бы, если бы это стало делом моей жизни. И против учебы в
колледже не возражала бы. — В ее голосе послышались нотки горечи. — Думаю, на
свете есть много чего, чем я хотела бы заниматься.
— И почему ты не делаешь этого?
— Я должна быть следующим алхимиком в нашей семье. У меня
есть старшая сестра, обычно эта роль отводится старшему ребенку. Но она...
никчемная, что ли.
— Сурово.
— Может быть. Но у нее просто ничего не получится. Собирать
коллекцию губной помады — тут ее не остановишь. Но работать в организации, да
еще с людьми? Нет, на это она не способна. Папа говорит, в нашей семье только я
гожусь для этой работы.
— Практически комплимент.
— Наверно.
Сидни выглядела такой печальной, что я пожалела, что
затронула эту тему.
— Если бы ты могла пойти в колледж, что ты стала бы изучать?
— Греческую и римскую архитектуру.
Хорошо, что не я была за рулем, поскольку, услышав такое,
наверняка съехала бы с дороги.
— Серьезно?
— Тебе что-нибудь известно об этом?
— Ммм... Нет.
— Это потрясающе.
Произошло маленькое чудо. Печальное выражение исчезло с ее
лица, она выглядела почти такой же восторженной, как когда речь зашла об
автомобилях. Только теперь я поняла, почему она так восхищалась вокзалом.
— Мастерству тут просто нет предела. Если алхимики после
этой поездки не отошлют меня в США, надеюсь, я получу назначение в Грецию или
Италию.
— Круто.
— Да. — Ее улыбка угасла. — Однако с этой работой никогда
нет никакой гарантии, что получится по-твоему.
После этого она замолчала, и я решила, что одержала
маленькую победу, втянув ее в разговор, а теперь хватит. Пусть себе мечтает о
классических машинах и архитектуре, у меня и самой есть о чем подумать.
Стригои. Мой долг. Дмитрий. Всегда Дмитрий...
Дмитрий и Лисса. Заранее и не скажешь, о ком из них мысли
причиняют мне больше боли. Сейчас, мягко покачиваясь в автомобиле, я,
подстегнутая недавним визитом Адриана в мой сон, мысленно отправилась к Лиссе.
Когда в России ранний вечер, в Монтане раннее утро. Конечно,
поскольку школа работает в ночном режиме, формально для них сейчас, несмотря на
восход солнца, начиналась ночь. Близился комендантский час, и совсем скоро все
разойдутся по своим спальным корпусам.
Лисса находилась в гостинице, в комнате Адриана. Он, как и
Эйвери, уже закончил школу, но в качестве единственного другого известного
пользователя духа на неопределенное время остался при школе и работал с Лиссой.
Сидя на полу лицом друг к другу, они только что закончили долгую, изнурительную
попытку научить Лиссу проникать в чужие сны. Вздохнув, она откинулась на спину
и легла, вытянув над головой руки.
