Я увидела выражение паники на ее лице — паники из-за того,
что я, ее дочь, могу погибнуть. Я вспомнила слова Дмитрия о том, что он скорее
умер бы сам, чем допустил бы мою смерть. Если я буду и дальше тупо стоять здесь
и позволю стригоям добраться до меня, то обману ожидания их обоих.
— Беги! — снова закричала она.
И я побежала, почти ничего не видя из-за слез.
Двадцать восемь
Следующие двенадцать часов были самыми долгими в моей жизни.
Наша группа вернулась в кампус, хотя почти всю дорогу
пришлось бежать — что было нелегко, учитывая, сколько среди нас было раненых.
Все время я чувствовала тошноту — стригои, видимо, были совсем рядом. Тем не
менее, они не догнали нас, и, возможно, мое состояние просто объяснялось тем,
что произошло в пещере.
Как только мы оказались под защитой магических колец, обо
мне и других новичках тут же забыли. Мы находились в безопасности, а у взрослых
было много других дел и тревог. Все пленники оказались спасены — все, кто
уцелел. Как я и опасалась, стригои решили съесть одного почти сразу же.
Выходит, мы спасли двенадцать человек. И потеряли шестерых стражей — включая
Дмитрия. Не такое уж плохое соотношение, учитывая, с каким большим количеством
стригоев мы столкнулись, но, если применить метод простого вычитания,
получалось, что мы спасли всего шестерых. Стоила ли того гибель этих стражей?
— Взгляни на это по-другому, — говорил мне Эдди,
когда мы шли в больницу. Всем, и пленникам, и участникам рейда, было приказано
пройти осмотр. — Вы не просто спасли эти жизни. Вы убили почти тридцать
стригоев плюс тех, которые погибли в кампусе. Подумай обо всех тех, кого они
могли убить. Можно считать, вы спасли сотни жизней.
Рациональная часть меня понимала, что он прав. Но какая
может быть рациональность, если Дмитрий, возможно, мертв? Это эгоистично, но в
тот момент я готова была обменять все эти жизни на одну-единственную — его.
Хотя сам он ни за что на это не согласился бы, уж я-то его знала.
И существовал совсем крошечный, ничтожный шанс, что он жив.
Хотя укус, который я видела, был достаточно серьезный, стригой мог просто
вывести его из строя, а потом сбежать. Возможно, сейчас Дмитрий лежит в пещере,
нуждаясь в медицинской помощи, и умирает в отсутствие ее. Эта мысль сводила
меня с ума, как и собственная беспомощность. Однако вернуться туда было
невозможно — по крайней мере, пока не наступит день. Тогда еще один отряд
отправится в пещеры, чтобы принести наших погибших и похоронить их. До тех пор
оставалось лишь ждать.
Доктор Олендзки бегло осмотрела меня, решила, что сотрясения
мозга нет, и велела самостоятельно перевязать царапины и ссадины. У нее было
слишком много потерпевших в гораздо худшем состоянии.
Я понимала, что разумнее всего пойти в свой спальный корпус
или к Лиссе. Через нашу связь я чувствовала, что она зовет меня. Беспокоится.
Испугана. Впрочем, вскоре она и без меня узнает новости, а я встречаться с ней
не хотела. Я ни с кем не хотела встречаться. Поэтому, вместо того чтобы пойти в
свой корпус, я отправилась в церковь. Нужно было чем-то занять себя, пока не
настанет время проверить пещеру. Молиться — это занятие не хуже любого другого.
В середине дня в церкви обычно бывало пусто, но не на этот
раз. И удивляться этому не следовало. Учитывая все эти смерти, всю трагедию
последних суток, естественно, люди искали утешения. Одни сидели в одиночестве,
другие небольшими группами. Плакали. Преклоняли колени. Молились. Некоторые
просто глядели в пространство, явно до сих пор не в силах поверить в
случившееся. Отец Андрей ходил между ними, заговаривая то с одним, то с другим.
Я нашла пустую скамью в самом дальнем углу и села. Подтянула
к себе колени, обхватила руками и положила на них голову. Со стен за нами
наблюдали иконы святых и ангелов.
Дмитрий не может быть мертв. Это просто совершенно, совершенно
немыслимо. Конечно, если бы он умер, я почувствовала бы это. Как это — вчера он
лежал со мной в постели, обнимал меня, а сегодня его нет? Мы были такие теплые,
такие живые, что это просто несовместимо со смертью.
Четки Лиссы обвивали мое запястье, и я проводила пальцем по
кресту и бусинам. Я отчаянно пыталась молиться, но не знала как. Если Бог
существует, Он достаточно могуществен, чтобы понять, чего я желаю, пусть даже
мне не удается облечь свои мысли в слова.
Медленно текло время. Люди приходили и уходили. Я устала
сидеть и, в конце концов, растянулась на скамье. Сверху, с позолоченного
потолка, на меня смотрели другие святые и ангелы.
«У Бога столько помощников, — думала я, — но какой
от них толк на самом деле?»
Я даже не отдавала себе отчета в том, что уснула, пока Лисса
не разбудила меня. Она сама походила на ангела, с этими обрамляющими лицо
светлыми волосами. Взгляд был мягкий, исполненный сочувствия — прямо как у
святых.
— Роза, мы просто обыскались тебя. Ты что, все время
была здесь?
Я села, чувствуя разбитость в теле, с затуманенными глазами.
Учитывая, что прошлой ночью я не спала, а потом принимала участие в рейде, мое
утомление было вполне объяснимо.
— Почти все, — ответила я.
Она покачала головой.
— Уже прошло много времени. Тебе нужно поесть.
— Я не голодна.
«Много времени». Я стиснула ее руку.
— Который час? Солнце взошло?
— Нет. До рассвета… ну, еще пять часов.
Пять часов. Как выдержать столько? Лисса дотронулась до
моего лица. Благодаря нашей связи я почувствовала магию, а потом попеременно
теплое и холодное покалывание на коже. Синяки и порезы исчезли.
— Не надо тебе делать этого, — заволновалась я.
Легкая улыбка тронула ее губы.
— Я весь день только этим и занималась. Помогала
доктору Олендзки.
— Я слышала об этом, но, ох, это так странно! Мы всегда
скрывали твой дар.
— Теперь не важно, что все узнали, — ответила
она. — После всего случившегося я просто обязана помогать — столько людей
пострадали. И если в результате мой секрет вышел наружу… ну, это все равно
произошло бы, раньше или позже. Адриан тоже помогал, хотя пока на многое не
способен.
И потом меня осенило. Я выпрямилась.
— О господи, Лисс! Ты можешь спасти его. Можешь помочь
Дмитрию.
Глубокая печаль отразилась на ее лице и проникла в меня
через нашу связь.
— Роза, Дмитрий мертв, так говорят.
— Нет! Это невозможно. Ты не понимаешь… Думаю, он
просто ранен. Скорее всего, тяжело. Но ты можешь исцелить его, когда его
принесут сюда. — И потом в голове у меня зародилась совершенно безумная
мысль. — А если… если он мертв… — Мне было больно выговаривать эти
слова. — Ты можешь вернуть его! Точно как меня. Он тоже станет
«поцелованным тьмой».
