Элиза улыбнулась ему через плечо сладкой улыбкой провинциальной молочницы.
— На задании нужно помнить одну вещь: находясь в полевых условиях, иногда приходится разок-другой преодолевать угрызения совести, — довольно едко заключила она.
— Лично мне придется делать это намного чаще, — ответил Веллингтон, чувствуя, что ему становится жарко.
— О, во имя любви к Господу, королеве и империи, не нужно быть таким ханжой. Находясь в Риме, поступайте так, как римляне. Просто...
— Послушайте, вам нет нужды заканчивать это банальнейшее утверждение, — прорычал он. — Может быть, мне напомнить вам, что мы находимся не на обычном задании, а участвуем в секретной операции, выходящей далеко за привычные нормы министерства и, я бы даже позволил себе сказать, за пределы его покровительства?
— Позволил? — Элиза повернулась к нему лицом; глаза ее находились слишком близко, чтобы в них можно было что-то разглядеть, но он и так все прекрасно понял по интонации. И неожиданно для себя порадовался, что она сейчас без оружия. — Вы позволили себе много больше, чем я, Велли. Во-первых, эта ваша выдумка с «немой» женой, которая полностью связала мне руки и чертовски усложнила для меня общение с вами. Затем это ваше погружение в роль Ричарда Сент-Джонса, на что вообще жутко смотреть. Никто не способен быть настолько хорошим актером.
— Я не играю. — Веллингтон неловко заерзал на месте.
Элиза склонила голову набок и нахмурилась.
— Не поняла?
Мисс Браун, это ведь... — Веллингтон на мгновение умолк, вздрогнув от мелькнувших перед глазами воспоминаний, а затем продолжил: — Именно из-за этих негодяев я и пошел работать в министерство. Наша семья довольно состоятельна, и мой отец всеми силами стремился, чтобы мы придерживались хорошего общества... Я не утверждаю, что он одобрил бы гедонистическое поведение такого рода. Однако я хочу сказать, что устои Общества Феникса — то, что мы слышали в опере, и то, что мы слышали сегодня, — являются теми же, на которых воспитывался я. Я должен был сделать вас зависимой от меня, и это показалось мне самым удачным из всех доступных нам вариантов. Если бы вы имели возможность говорить, ваш независимый взгляд на многие вещи подверг бы опасности наш шанс поближе подобраться к доктору Хавелоку, то, к чему я — по утверждению Дивейна — уже сделал первый шаг. Как я уже говорил, сделать вас немой было скоропалительным решением, которое мне следовало бы обсудить с вами. А что же касается моей трансформации в этой роли...
Элиза остановила его, подняв руку.
— Я вижу, что у вас есть свои счеты с такого рода людьми, Веллингтон, но сейчас не время вскрывать эту вашу рану и копаться в ней. Я знаю, никто из нас не думал, что для меня все закончится направлением в архив, и никто из нас не предполагал, что мы можем оказаться здесь. Но тем не менее это произошло, мы здесь, и подошли очень близко к ответам на вопросы, за которые Гарри отдал свою жизнь. Мы не можем позволить себе медлить.
— Я и не медлю, — прошипел Веллингтон сквозь зубы. Он бросил нервный взгляд на граммофон и продолжил: — Я просто ставлю вас в известность относительно моей личной точки зрения, прежде чем мы будем двигаться дальше.
Его напарница пару раз машинально открыла рот, а затем села на кровать. Она улыбнулась.
— Боже мой, Веллингтон, почему вы начинаете действовать как мой полноправный напарник, а не просто как человек, которого я втянула в это приключение?
Он одернул пиджак, очень тщательно подбирая свои последующие слова.
— Мисс Браун, я хотел бы подчеркнуть, что в этом безумном хаосе я в любой момент мог бы остановить вас. Я мог бы уйти. Я мог бы проинформировать доктора Саунда о том, что вы делаете. Сам факт, что я нахожусь здесь и до сих пор не выбрал ни один из перечисленных вариантов, уже должен вам о чем-то говорить.
Она скрестила руки на коленях и сосредоточенно кивнула. Впервые на его слова она ответила совершенно серьезно.
—Это очень правильная позиция, Веллингтон, и мне следовало бы оценить ее по-настоящему раньше. Простите меня.
Такая искренность глубоко смутила его, но затем Элиза тут же поправила дело очередной насмешкой.
— Кроме всего прочего, то обстоятельство, что вы взяли все разговоры на себя, а нас при этом еще не раскололи, является практически пропуском на небеса. Поэтому мы должны доверять друг другу, полагаться друг на друга, работать совместно друг с другом, иначе...
— Мы умрем, — закончил он.
Оба взяли паузу, мысленно прикидывая расстояние между ними, словно два драчливых кота.
Через некоторое время губы Элизы медленно расплылись в улыбке.
— Тогда я лучше переоденусь, — мурлычущим голосом заявила она и проскользнула за ширму с выражением на лице, которое можно было назвать даже смиренным.
Наступил момент, когда опера Гилберта и Салливана зазвучала оглушительно, и Веллингтон почувствовал на коже покалывание от страха и тревожного ожидания. Он не мог — и не должен был — этого допустить. Когда она появилась снова, он был поражен тем, как потрясающе она выглядит. Даже в простом красном халате из тонкого атласа Элиза оставалась собой. Все инстинкты Веллингтона подсказывали, что нужно остановить ее, но один только взгляд на ее решительное лицо убедил его не вмешиваться.
— Я доверяю вам. — Веллингтон присел на край кровати, где за несколько минут до этого сидела она, однако когда Элиза взялась за ручку двери, он неожиданно для себя вскочил на ноги. Он подошел к граммофону и выключил бодрую музыку. — Желаю тебе хорошо повеселиться, Гиацинт. Но не забывай, что ты носишь мое имя.
«Только будьте осторожны, — одними губами произнес он. — Прошу вас».
Когда она ушла, Веллингтон почувствовал, что тишина комнаты угнетает его; он снял туфли и забрался на кровать. Откинувшись назад, он уставился на замысловатый орнамент на потолке и постарался забыться. Все было очень красиво. В это поместье были вложены красота и любовь. Вероятно, не меньше любви и заботы, чем в дом, где он провел свое детство, — прекрасное имение, созданное его матерью. На мгновение ему показалось, что он слышит, как она внизу играет Шуберта, и его окутал лавандовый аромат ее духов. Странно, что воспоминания детства нахлынули на него как раз в тот момент, когда его напарница подвергает себя такой физической и моральной опасности.
Он понял, почему это происходит. Его мать была похожа на Элизу — отважная, красивая и энергичная. Однако все это не уберегло ее. Она погибла во время верховой охоты, ее сбросила лошадь. Она отказывалась поверить, что не сможет перепрыгнуть эту последнюю живую изгородь, — по крайней мере, все так говорили. Веллингтону тогда было всего десять, и с ее уходом радость покинула их дом.
Элиза ей, без сомнения, понравилась бы. Они бы с ней точно поладили. Другое дело его отец. Он, вероятно, вообще спустил бы собак на эту отпетую колониалку.
