— Как... как... как... — захлебываясь прошептал он. Элиза дернула его за волосы, чтобы привести в себя, но переоценила его реакцию. — Каким образом? — с присвистом прохрипел он.
Элиза поднялась, продолжая сидеть верхом на своем «муже». Она сняла свое пальто и перчатки, издав при этом легкое рычание. Если за ними кто-то шпионил, у него не осталось бы никаких сомнений насчет того, что между супругами Сент-Джонсами кипела любовная страсть. Но его ожидало продолжение шоу.
Снова бросившись в его объятия, она отметила, что злость ее начинает рассеиваться.
— Столкнувшись с ущербной калекой, эти тупые джентльмены скорее допустят ошибку.
Горячность, охватившая Элизу, удивила ее саму. Черт с ними, с домашними шпионами — она должна остановиться. Играть эту роль было просто, особенно с Гарри; но как напарники они знали чувство меры, исключая их будапештскую операцию, когда они в пылу момента едва не зашли слишком уж далеко. Гарри тогда сумел распознать это и положил конец притворству.
Она чувствовала, что Веллингтон у нее между ног уже давно позабыл о своей сдержанности и вообще был на грани обморока.
Какое-то мгновение они с Веллингтоном смотрели друг на друга в упор, соприкасаясь носами. Этот прямой взгляд ему в лицо и особенно в глаза был предательством. Элиза быстро заморгала, чувствуя, как ей сдавило горло. Ей хотелось сейчас прижаться к нему, разрыдаться в плечо, рассказать ему...
Элиза приподнялась, чтобы схватить Веллингтона, но пальцы ее скользнули по ткани его костюма, и она сорвалась с края кровати. Затем она упала на пол, так стукнувшись головой о твердый деревянный пол, что перед глазами поплыли звезды.
— Проклятье, женщина! — Голос его звучал слегка обеспокоенно, но чтобы компенсировать это, он добавил в свой тенор немного яда и презрения.
Она слышала, как он поднялся на ноги, но когда он обошел . кровать и приблизился к Элизе, она уже отползала от него. Руки чесались — им нужен был «дерринджер».
— Только попробуй сделать такое еще раз, и я позабочусь о самом строгом наказании. — Глаза его были пустыми и холодными. Архивариуса больше не существовало. Перед ней стоял незнакомый мужчина. — А теперь, если ты уже закончила, мы должны подготовиться к обеду. — Он повернулся к чаше с водой, стоявшей на туалетном столике. — Мой вечерний наряд, Гиацинт.
Элиза поднялась на ноги и теперь просто смотрела на Веллингтона, пока тот умывался. Взгляды их встретились в отражении зеркала, и сейчас уже было видно, что он чуть не плачет.
«Простите», — одними губами произнес он.
Элиза еще никогда не была так рада видеть Велли. Она ущипнула его за нос и игриво подмигнула ему. Конечно, сама она была на задании не впервые, но для него это первая операция; и видит Бог, этот человек действительно старался. Она принялась распаковывать их багаж. Ее пальцы дрожали, частично из-за непредсказуемого эксцентричного поведения Веллингтона, но также и из-за собственной одышки и жара, в который ее бросало. Да, вероятно она слишком увлеклась этим эротическим притворством, и такая реакция Веллингтона была просто необходима, чтобы вернуть их к серьезности ситуации.
Букс поднял одно из вечерних платьев, которые она привезла с собой, — низкий вырез мыском и свободные белые рукава — и искоса взглянул на Элизу.
— Ты считаешь, что это самое подходящее платье для незнакомой компании?
«А вот это уже снова мой маленький Велли», — игриво подумала она. Криво ухмыльнувшись, она извлекла из саквояжа мужской пиджак для званых ужинов, сшитый по последней моде.
Архивариус прокашлялся. Оглядев предложенный ему наряд, он удивленно поднял бровь.
— Гиацинт, я и не догадывался, что ты так хорошо знаешь мои размеры.
Может быть, это и к лучшему, что она не могла воспользоваться для ответа своим голосом, а то наговорила бы ему массу дерзостей.
Вместо этого она повернулась и жестом показала ему на шнуровку своего корсета. Не дождавшись помощи, она бросила на него через плечо непонимающий взгляд. Это уже никуда не годится. Особенно если учесть, что он успешно раздевал ее, когда она была пьяна.
В конце концов, вняв молчаливой мольбе Элизы о помощи, Веллингтон принялся тащить и растягивать шнуровку. Конечно, в этом смысле ему до горничной приличной дамы было очень далеко.
Элиза проскользнула за разрисованную китайскую ширму и быстренько сняла с себя остальную одежду. Она понимала, что если она будет подталкивать Веллингтона и дальше, это возымеет свои последствия, а он был нужен ей острым, как бритва. Однако ей также следовало каким-то образом одеться к ужину. Так что к его благопристойности придется как-то адаптироваться. Выйдя из-за ширмы одетой, только с не застёгнутыми сзади на платье крошечными пуговицами, она снова подставила ему свою спину.
— Признаюсь, — прошептал Веллингтон, туго затягивая шнурок, — что использование вами своей женственности в качестве оружия я нахожу глубоко разрушительным. Действуйте... с осторожностью... пожалуйста, — раздельно прошептал он ей в ухо под каждый новый рывок шнуровки.
Вздохнув, Элиза задумалась над этим неожиданным откровением. Само по себе это было совсем неудивительно; удивительным было то, что он об этом сказал.
Бросив на нее взгляд, — который был слишком долгим, чтобы принять его за поощрительный, но уже и не таким грозным, как несколько мгновений назад, — Веллингтон собрал свое вечернее одеяние и исчез за ширмой, чтобы тоже переодеться. По-прежнему ощущая некоторый трепет в теле после их возни на кровати, Элиза испытывала искушение заглянуть к нему, но решила, что там есть некоторые секреты, которые ей пока что знать не нужно. К тому же она и так уже его достаточно возбудила (да и себя тоже).
Пока Веллингтон облачался в свой сшитый на заказ вечерний наряд, Элиза занялась еще одним организационным вопросом. Она стала молча и внимательно обследовать стены.
Тук. Тук. Тук.
Простукивание кончиком пальца не выявило отверстий для наблюдения, которые всегда представляют опасность в таких старых домах, как этот.
Тук! Тук! Тук!
За картинами, под кроватью, внутри или вокруг разных небольших деталей оформления комнаты глаза ее искали провода или какие-нибудь хитроумные изобретения, вроде впечатляющего ауралскопа Веллингтона.
— Гиацинт! — резко позвал Веллингтон.
Изящная редкая ваза, которую Элиза осматривала в этот момент, заплясала в ее руках, и пришлось крепко схватить ее, чтобы не уронить. Она подняла вазу, сделав вид, что готова швырнуть ее в него, но только тут заметила, что он наполовину раздет, и из-под рубашки виднелось так много его обнаженного тела, сколько она еще никогда не видела.
Это должно быть что-то серьезное.
— Я пытался быть вежливым и не звать тебя, как свою охотничью собаку, — произнес он, отчаянно жестикулируя в сторону стоявшего у окна граммофона; лицо его при этом было не строгим, а бледным. — Но приходится, ничего не поделаешь. Принеси мне мои запонки.