— Ты уже прочитала рассказ Сета?
— Времени не было.
Он бросил мне журнал.
— Ну так давай. Пойдешь куда-нибудь — только не сюда —
в обеденный перерыв и прочитай. Я не уйду, пока ты не вернешься.
Взглянув на часы, я сообразила, что его совет чуть не
запоздал.
— Но что такого с этой…
Он остановил меня взмахом руки:
— Просто прочитай. Сейчас.
Нахмурившись, я взяла журнал и отправилась в свое любимое
кафе. Там я заказала суп из моллюсков и перевернула страницу, гадая, что же, по
мнению Дага, я должна тут обнаружить.
Как и рассказывал мне Сет несколько недель назад, это была
таинственная история, не слишком обремененная всеохватывающей психологией и
раскрытием характеров. Кейди и О'Нейл работают в некоем вымышленном институте
неподалеку от Вашингтона, изучающем и сохраняющем археологические и
художественные реликты. Там они то и дело спасают искусство от международных
грабителей или разгадывают таинственные шифры на глиняных черепках. Как
повелось, Брайан О'Нейл работает кем-то вроде агента на местах, беря на себя
львиную долю физического труда и влезая в каждую драку и прочие заморочки.
Скромница Нина Кейди сосредоточена на исследовательской работе и часто
засиживается до поздней ночи, разыскивая улики в древних текстах.
В этом рассказе тоже была масса подобных вещей, но, как и
всегда у Сета, отличный слог и живые остроумные диалоги. Кроме того, обычно
О'Нейл увлекался какой-нибудь красоткой, хотя в последней книге Сет перевернул
шаблон с ног на голову, заставив действовать и Кейди. В рассказе, который я
читала сейчас, все вернулось в старую колею, и О'Нейл, в своей
вкрадчиво-обходительной манере, закидывает удочки к сногсшибательной музейной
хранительнице.
«Дженевьева, словно королева среди подданных, не спеша
прогуливалась по залам, одновременно расчетливо и повелевающе обозревая людей и
экспонаты. Своими карими с зелеными искорками глазами она напоминала ему кошку,
оценивающую очередное блюдо. Он почувствовал себя жертвой, когда она замедлила
шаг и, увлажняя кончиком языка пухлые губы, окинула его с головы до ног томным
взором.
"Господи, словно на мышку", — подумал он.
— Мистер О'Нейл, — вкрадчиво заговорила она,
откидывая с лица сверкающий локон.
Светло-коричневые пряди перемежались едва заметными медовыми
прожилками, словно вкраплениями золота в руде. Ему захотелось зарыться лицом в
эти волосы, впитать их аромат.
— Вы опоздали.
Возвышаясь над ней на добрый фут, он почувствовал себя
мелкой сошкой, обязанной преклонить колени в ее присутствии и понести наказание
за свою медлительность. Не то чтобы меня это очень волновало, решил он,
стараясь не пялиться туда, где тонкая ткань ее платья облегала бедра и пышные
груди. Эти груди само совершенство, решил он. Весьма впечатляющие, но без
гротесковой чрезмерности. А их форма… ах, никакому скульптору не повторить этих
изящных линий…
Сообразив, что она ожидает ответа, он отогнал грязные мысли
и невозмутимо улыбнулся:
— Прошу прощения. — Сейчас, наверное, не стоит
упоминать о нападении в гостинице. — Я никогда не тороплю события. По
крайней мере, когда в деле замешана женщина».
Это был самый умеренный из двусмысленных диалогов, так что я
не удивилась, когда к финалу рассказа отношения между ними обострились. В конце
концов, отстраненно подумала я, разве появится у Кейди с О'Нейлом реальный опыт
отношений, если кто-нибудь из них не погуляет на стороне. И естественно, этот
кто-то — мужчина. И кошачьи сравнения в самую точку, потому что Дженевьева эта
и есть кошка в течке. Она закончила тем, что, связав О'Нейла в лифте, стала
вытворять такое, отчего даже у меня глаза на лоб полезли. Удивительно, как
редактор «Американской тайны» оставил все это, хотя я бы соврала, отрицая
приятное возбуждение при мысли о том, что вся эта мерзость вышла из-под руки
кроткого, любезного…
Лифт?
«Ты же знаешь, что у нас есть лифт», — сообщил мне
Уоррен.
Светло-коричневые волосы. Зеленовато-ореховые глаза.
Изящная. Красивая грудь.
— А-а-ах! — закричала я, отбросив журнал, будто он
мог укусить меня.
Журнал упал рядом с опустевшей тарелкой, и проходившая мимо
официантка испуганно посмотрела на меня. Поспешно выложив на стол комок смятых
купюр, я схватила пальто и сумочку и бросилась в книжный магазин. Даг
по-прежнему терзал «Тетрис» в нашем кабинете, но я была слишком расстроена,
чтобы снова поразиться его мастерству.
Все эти взгляды. Шепотки и ухмылки. Теперь все это обрело
смысл.
— Они думают, это я! — От моего вопля Даг
подпрыгнул второй раз за день. — Дженевьева. Они все думают обо мне как о
сексуально озабоченной веревочно-лифтовой садомазохистке.
— А разве это не так? — поднял бровь Даг.
Глава 4
— Даг!
Он пожал плечами:
— Подумаешь. По-моему, все очень мило.
— Но я ничего такого не делала. Героиня — это не я.
— Она очень на тебя похожа. Ее имя тоже начинается на
«Д».
— Но это не… — Я захлебнулась возмущением.
Даг оценивающе разглядывал меня:
— По правде говоря, ты не можешь их упрекать. По
описанию вы просто одно лицо, и все знают, что ты дружишь с Мортенсеном — не
говоря уж о том, какая ты ревностная его поклонница и все такое. Кстати, когда
они прочитали рассказ, Кейси сделала блестящее замечание, что вы, ребята, вчера
пришли сюда вместе. А дальше пошло-поехало.
— Но… это ничего не значит.
Никто на работе понятия не имел, что мы с Сетом встречаемся.
Я не хотела, чтобы все знали.
— У нас ничего не было.
Вставая из-за компьютера, Даг снова пожал плечами:
— Очень жаль. В любом случае, я бы не стал о тебе хуже
думать. Все это твое личное дело.
Я застонала:
— Теперь уже нет, раз каждый может прочитать.
— Я полагал, что все это вымысел, — лукаво
улыбнулся он, надевая куртку.
— Вот именно! Даг, что мне делать?
— Не знаю, Кинкейд. Уверен, ты сама разберешься. Можно
начать с вопроса Мортенсену, зачем он выставил свои фантазии на всеобщее
обозрение. — Он попытался ущипнуть меня за щеку, но я увернулась. —
Что до меня, так мне еще на репетицию. Завтра важное выступление. Увидимся.
После чего я продолжила влачить свою жалкую смену. Зная
теперь, откуда эти взгляды, я окунулась в омут унижения. Я ненавидела праздные
домыслы, не хотела, чтобы люди думали обо мне такие ужасные вещи. То есть не то
чтобы я никогда никого предварительно не связывала или не трахалась в лифте, но
что из того? Это не темы для публичного обсуждения. Пусть мои интимные
переживания останутся при мне.
