Перед Беллис мелькает его лицо. Оно искажено свирепой гримасой.
Убитым кробюзонцам нет числа, а их оружие — детские хлопушки.
Нанося одним ударом бесчисленное множество ран, Доул разрубает женщину-мага, которая пытается его остановить, и магическая сила ее такова, что брызнувшая кровь закипает на глазах; под клинком Доула падает на палубу огромный какт, который своим щитом отразил много сотен ударов Доула, но от всех защититься не смог; Доул убивает моряка-огнеметчика — горючий газ из резервуара проливается и вспыхивает в тот момент, когда Доул раскраивает его череп. Бесчисленное множество ран с каждым ударом.
«Боги, — шепчет про себя Беллис, не слыша собственных слов. — Джаббер, защити нас…» Она в ужасе.
Меч возможного Утера Доула действует меньше полуминуты.
Когда он отключает свой меч и внезапно замирает на месте, а потом поворачивается к оставшимся в живых кробюзонским морякам, лицо его уже спокойно. Холодная, весомая неподвижность его правой руки потрясает. Он похож на какого-то монстра, на призрака, одержимого убийством. Он часто дышит, он весь покрыт, пропитан, залит чужой кровью.
Утер Доул выкрикивает собственное имя и замирает в яростном ликовании.
Невидимый в тени Беллис человек отрывает статуэтку от своих губ.
Он в ужасе. Он абсолютно потрясен. «Я не знал, — в панике думает он, — я и не представлял, что оно может так обернуться…»
Человек видел высадку своих освободителей, видел, как они медленно прорываются сквозь ряды противника, захватывая «Гранд-Ост», покоряя судно, являющееся сердцем Армады… А теперь он видит, как всего за несколько секунд они оказались смяты, разбиты и уничтожены руками Утера Доула.
Он безумным взглядом обводит фрегаты, вклинившиеся между «Сорго» и городом, снова вводит язык в рот статуэтки и чувствует, как ему передается ее мощь. Он размышляет — не броситься ли ему в воду через груду мертвых тел внизу, не добраться ли до кробюзонских кораблей.
— Это я! — может крикнуть он. — Я здесь! Это за мной вы пришли сюда! Давайте же спасаться, бежать, выбираться отсюда!
«Но нет, не может же он убить всех, — думает человек и мужество возвращается к нему, когда он смотрит на красную от крови фигуру Утера Доула внизу. — Даже невзирая на этот его треклятый меч, кробюзонцев слишком много, да и армадские корабли уничтожены. Сейчас здесь высадятся новые бойцы, и тогда мы сможем уйти победителями». Человек поворачивается и смотрит туда, где дредноуты добивают остатки армадского флота.
Но в тот самый момент, когда он все же снова решает бежать, он замечает что-то.
Множество буксиров и пароходов, которые всегда окружали Армаду, десятилетиями тащили ее по океану, а теперь, с обретением аванка, стали ненужными, начинают покидать орбиту города и двигаться к кробюзонскому флоту.
За последние несколько часов работавшие с безумной скоростью экипажи переоснастили их — установили пушки, загрузили запасы черного пороха и взрывчатки, временно приварили, припаяли и прикрутили гарпуны, флогистонные камеры, батареи и тараны. Ни одно из этих судов не предназначено для боевых действий, ни одно из них и рядом не стояло с броненосцем. Но их так много.
Они еще только приближаются, но высокомерно-самонадеянный залп с «Утреннего скорохода» уничтожает одно из них. Однако за этим суденышком следуют все новые, новые и новые.
Невидимое лицо человека мрачнеет, застывает. «Я даже не думал… — бормочет он себе под нос. — О них я даже и не думал».
Он сообщил своему правительству обо всем — предупредил их о наускопистах, и потому кробюзонские метеомаги сумели скрытно подвести флот к Армаде; предупредил о воздушных судах, и на этот случай были приготовлены големы; сообщил им о количестве армадских кораблей, которым придется противостоять. Кробюзон отправил силы, необходимые для разгрома армадского флота, о составе и численности которого им было в подробностях сообщено. Но человек не принял в расчет эти бесполезные, траченные временем буксиры и пароходы, траулеры и сухогрузы. Он и представить себе не мог, что они, груженные взрывчаткой, бесшабашно ринутся в бой. Он даже и подумать не мог, что эти суденышки устремятся вот так по волнам навстречу броненосцам и линкорам, стреляя из своих жалких пушечек, как мальчишки из рогаток. Ему и в голову не приходило, что экипажи бросят свои суда, когда до противника останутся считанные ярды, кинутся в воду с дымящих кораблей и переберутся на плоты и спасательные шлюпки, откуда будут смотреть, как их суденышки таранят борта кробюзонских судов, пробивая дюймы металла и взрываясь.
На западе видны пятна грязных красок, и солнце уже готово зайти за горизонт. Команды двух дирижаблей, ждущих на палубе «Юрока» — флагмана Сухой осени, проявляют нетерпение.
Бруколак и его вампирское войско скоро проснется и будет готово к схватке.
Но что-то меняется в море за кормой города. Кробюзонские моряки, высадившиеся в городе, с ужасом наблюдают за происходящим, армадцы же смотрят с яростной надеждой.
Буксиры и пароходы продолжают приближаться к наступающему кробюзонскому флоту, на всех парах мчатся к боевым кораблям, заклинив рули, разогрев до максимума котлы. И вот по одному, по два врезаются они в борта кробюзонцев. Некоторые из них, так и не успев добраться до своей мишени, взлетают в воздух фонтанами металла и плоти. Но их слишком много.
Достигнув высоких бортов дредноута, носы пустых буксиров и траулеров сминаются, но раскаленные котлы, продолжая толкать их вперед, взрываются, и нефть, порох или динамит, размещенные рядом с котлами, воспламеняются. Охваченные уродливым коптящим пламенем, извергая столбы дыма, издавая протяжные хлопки, из-за которых часть энергии бесполезно растворяется в звуке, суденышки дают два-три взрыва вместо одного, сокрушительного.
Но даже и такие несовершенные торпеды производят эффект — в дредноутах появляются пробоины.
Вдали от них потесненные армадские бойцы начинают перегруппировываться. Кробюзонские корабли замедляют ход и медленно гибнут — их отправляют на дно приносящие себя в жертву суда Армады. Армадские боевые корабли выравнивают строй и открывают огонь по остановленному врагу.
В море полно спасательных шлюпок с экипажами брошенных буксиров, которые с заклиненными рулями идут таранить дредноуты. Моряки гребут во всю мочь, маневрируя, чтобы их не раздавили другие наступающие корабли Армады. Некоторые не успевают — и шлюпка, получив удар, отправляется на дно, другие шлюпки переворачиваются из-за огромных, окрашенных кровью волн или глубинных разрывов, в третьи попадают снаряды. Но многие экипажи спасаются в открытом море и направляются к Армаде, глядя, как их уродливые маленькие суденышки таранят пришельцев и взрываются.
Эта неожиданная контратака — нелепая, обреченная на гибель линия обороны — остановила кробюзонцев; суденышко за суденышком шли на таран и гибли, врезаясь в бронированный борт своей мишени.
