И он настал. Однако то, чего ожидала Далла, не стало для нее освобождением. Ибо, спасаясь от одних страхов, Далла каждый раз узнавала новые, худшие.
Это случилось ночью. Черная Удма, утомившись, задремала в далеком углу, а царица, оказавшаяся выносливее рабыни, бодрствовала у постели больной. Бероя металась между бредом и явью, не находя покоя. Особенно пугали Даллу ее руки – они беспрерывно двигались, точно срывая с тела невидимую паутину. А в шепоте старухи все чаще стало слышаться слово "боюсь".
Далла вздрогнула. Ей-то чего бояться?
И словно отвечая на вопрос, Бероя слабо простонала:
– …боюсь богини… За то, что я сделала…
Вот оно. Далла в панике оглянулась на Удму, но чернокожая спокойно храпела.
– Богиня простит тебя, – осторожно произнесла царица. – Если ты кого и обманула, то не для себя…
– Богиня не карает за обман. Но она ревнива. Зачем ты возвела на меня то, чего я не сделала? – скажет она. Зачем ты выдавала себя за меня?
Бероя помешалась, решила Далла. Заговаривается, несет полную чушь.
Но царица ошиблась.
– Я так любила мою госпожу… мою Адину… больше, чем родных сестер и братьев. Мой брат был в то время в городе… младший брат… Офи, пустой, никчемный человек… он приехал в Маон просить у меня помощи… а она была такая безобразная!
Бероя смолкла и молчала долго. Далла решилась спросить, хотя знала ответ:
– Кто?
– Дочь Адины… госпожа плакала, глядя на нее, и у меня разрывалось сердце. У Офи и Самлы, этих нищих, тоже была дочь … красивая и миловидная. Она умерла бы у них с голоду. Самла не хотела, не соглашалась, но я отдала все, что накопила за двадцать лет… только чтоб они уехали и забрали это чудовище. Самла принесла в храм свою дочь и забрала ту… а я сказала, что свершилось чудо. И все были рады… Адина, Тахаш. Нам всем было хорошо…
Далла сидела, как оглушенная. Хриплое дыхание умирающей и биение крови в висках грохотали, как перекатывающиеся камни. А потом их перебила мысль: есть еще те, кто знает! Двое… или больше?
– Где сейчас твой брат и его жена?
– Не знаю… Я никого из них не встречала. Наверное, умерли. Зачем они? Моя девочка была со мной. Я растила ее, заботилась о ней… всегда заботилась… я одна у нее и она у меня… я все для нее делала… умерла бы за нее, мою красавицу… в ней моя кровь… у меня нет детей… не могло… в храме позаботились… – Бероя приподнялась и глянула в лицо Даллы. – Где она? Позови ее, женщина! Позови Даллу!
Далла молчала и не двигалась.
– Где она? – простонала Бероя в последний раз, не отрывая взгляда от Даллы. Потом голова ее упала.
Далла не заплакала и не закричала. Она хотела сказать: "Будь ты проклята, старая ведьма", – и не смогла. Словно у нее отнялся язык.
О, Мелита, почему он не отнялся у Берои?
Но теперь она не должна взывать к Мелите.
Чудовищная пустота окружила Даллу, и расползалась, жадно пожирая всю ее жизнь, вплоть до рождения.
Она взрастала в тени чуда, под рукой прикоснувшейся к ней богини.
Но чуда не было.
Любимица Мелиты, дочь и наследница князей Маонских, царица Зимрана – что бы не случалось, верила она, этого у нее не отнимешь!
А она – никто.
Никто.
ДАРДА
– Это был Сови, – сказал Хариф, когда Дарда стягивала дорожный плащ. Она не сразу сообразила, о чем речь, и Хариф напомнил: – Ты просила, чтобы я встретился с Ахсой. Так вот, я был в храме Мелиты и говорил с ней. О том, где ты живешь, ей рассказал Сови.
Сови входил в узкий круг людей, которым было известно местожительство Дарды. Так что если это была выдумка, то правдоподобная.
– Ладно, – сказала она, – давай-ка озаботимся ужином…
Но после ужина они вернулись к этому разговору.
– Ахса утверждает, – рассказывал Хариф, – что Сови у них частый гость. Иногда он выбирает ее, иногда – других девушек. И тратит немало денег на подарки богине. Но и требует многого.
– И она спросила его обо мне?
– Если верить Ахсе, она ни о чем его не спрашивала. Он хвастается тем, что осведомлен о всех твоих делах, и о тех, с кем ты так или иначе связана – о Лаши, о князе Иммере, обо мне.
– Он только ей об этом рассказывал?
– Возможно, и другим. Но Ахса заверяет: все, что он наболтал в храме, в стенах храма и останется. Так у них принято.
Дарда нахмурилась.
– А если он распускал язык не только у Мелиты?
Хариф развел руками. Она и не ждала от него ответа. Но, похоже, услышанное ей было правдой. "Кое-кто из твоих людей слишком много болтает" – так объяснил ей Иммер свою осведомленность. Это было до того, как она стала служить князю. И задолго до того, как она повстречалась с Ахсой и Харифом.
Тогда речь тоже шла об ее местожительстве. Вряд ли это совпадение. В действительности Сови знал о Паучихе не так уж много. Гораздо меньше, чем Лаши или Хариф. И чем он мог подкрепить свое бахвальство? Только назвав дом и улицу, где она живет.
– И что ты предпримешь? – спросил Хариф.
– Не знаю, – медленно проговорила Дарда. – Посоветуюсь с Лаши… Кстати, я рада, что это не он.
Это была правда. Излишняя откровенность Лаши, даже не злонамеренная, оказалась бы предательством. А с Сови она особо не дружила. И все же – Сови был в отряде с самого начала, когда и отряда-то еще не существовало, а была банда. И за столько лет Дарда не замечала в нем стремления выделиться, быть первым, хотя бы на словах. Если бы Лаши ее предал, это было бы печально, но объяснимо. Наверное, она никогда не научится понимать людей. Те, кто вправе были отыграться за унижение достоинства – Лаши, Шарум, Хариф – этого не сделали. А Сови, чью гордость Дарда и не думала оскорблять…
– Еще Ахса сказала, что если б я пришел к ней за тем же, что и другие мужчины, ее бы это очень огорчило.
– Что? – Дарда была поглощена своими размышлениями и пропустила смысл сказанного.
– Наверное, ей было бы неприятно, если б я тебя обманывал, да еще с ней, – пояснил Хариф. – Она же не должна никому отказывать.
– А, это… – рассеяно произнесла Дарда. Невидящие глаза Харифа были обращены к ней. Словно он ждал, что за этой оборванной репликой последует какой-то вопрос.
Но не дождался.
Прежде, чем поговорить с Лаши, Дарда отправилась навстречу с князем Иммером. Это произошло на третий день после ее возвращения из пустыни. Беседа была долгой, и меньше всего это касалось очередного рейда. Зимранские события последних месяцев, и смена власти поколебали душевное спокойствие Иммера. Ему необходимо было с кем-то поделиться своими тревогами. Он даже прихватил в храм Убару, своего секретаря, чтобы тот зачитал матери Теменун и Паучихе кое-какие памятные записи. Раньше князь этого никогда не делал. Но ему хотелось слышать совет Паучихи. А для того, чтобы пригласить ее к себе, он еще не созрел. Не потому, что нарушил бы этим аристократические правила поведения – на них Иммеру было в общем-то плевать. Но он предпочел бы не покидать нейтральной территории, каковой являлся храм Никкаль.
