Стало быть, Лаши собирается сколачивать собственную шайку.
– Если тебе нужно, чтоб я прыгала через стены и бегала по крышам…
– Нет, – прервал он ее. – И драться мы тоже умеем неплохо. В Каафе полно людей, которые знают, что нужно сделать. И мало кто знает, как.
Когда-то она уже слышала нечто подобное. С точностью до наоборот: "Ты хочешь знать как, не хочешь, зачем".
– Предположим, я придумаю, как сделать, – медленно сказала она. – Да кто согласится выполнять?
– Я соглашусь. Может, найдутся и другие.
Он ухмылялся во весь свой щучий рот, но глаза его не смеялись.
Дарда оглянулась на борцов. Тот, что из Калидны – высокий, с бугрящимися мускулами – не мужчина, а мечта купеческих жен, раз за разом сгребал в охапку верткого, бритоголового уроженца Дельты. а тот ужом выскальзывал из захвата. Публика, чьи симпатии откровенно разделились, поскольку оба борца были не местные, неистовствала.
– Шуму много, – сказала она.
– Это точно, – согласился Лаши. – Пошли, поговорим, где потише.
Дарда перемахнула через ограду. Оба привычно ввинтились в толпу и пропали в ней. И лишь один взгляд проследил за их уходом со двора Хаддада. Но мать Теменун предпочла промолчать. Она предвидела дальнейшее развитие событий, и ей было интересно, во что это выльется. Не только потому, что храм Никкаль получал проценты за хранение добычи.
Лаши не лгал. И не шутил. Он уже нашел людей, готовых действовать, и достаточно их обработал, прежде, чем обратился к Дарде. Некоторых она знала – смазливого и хитрого Сови, Тамрука, сложением, коварством и стремительностью напоминавшего низкорослого горного медведя. Остальные подтянулись позже.
О том, чем они занимались, вряд ли стоит рассказывать. Потому что эти рассказы наверняка у всех на слуху. В них меняются лишь имена, место и время действия. И ставка в повествованиях о подобных героях делается на непобедимую их силу, а также храбрость. Ум равнозначен в них хитрости, а хитрость – синоним подлости. Поэтому, чем меньше у героев ума, тем лучше.
В Каафе тоже не шибко умели различать эти три понятия. Но ценили. По крайней мере, если подлость их не касалась. А если без нее можно обойтись – отлично. Кроме того, в Каафе в состоянии были прийти к выводу: на одной храбрости далеко не уедешь. Если людям долго везет, значит они хорошо умеют обдумывать свои действия. Или кто-то думает за них.
Такой уж это был город – Кааф.
Хранилище в храме Ночной Госпожи полнилось. Лаши стал заметной фигурой в тех кварталах, где с заходом солнца не смолкали флейты и цитры, игроки метали кости, а девицы с насурьмлеными глазами, с татуировками, изображавшими змей, или скорпионов, или ящериц, шептали прохожим, что служительницы Мелиты – ничто в сравнении с ними. Он щедро платил и музыкантам и девицам, и счастливо играл, но непостижимым образом становилось известно, кто в действительности направляет его действия. Дарде, несомненно, повезло. Будь у Лаши больше мужества, или авторского самолюбия, иными словами, не будь он настолько пропитан духом этого города, он нашел бы способ прикончить Паучиху. Но Лаши, как истинный местный житель, ценил удачу выше гордости. И то, как складывались обстоятельства, его устраивало. Вдобавок, они стали друзьями. Они не были близки духовно, или, упасите боги, телесно, но прекрасно понимали друг друга.
Благодаря этому Дарде удалось со временем перевести честную компанию на новый уровень. Определенной цели у нее не было, ей просто хотелось проверить на что она – и все они – способны. Паучиха утверждала, что действуя в пределах Каафа, они ограничивают себя. Немало караванов проходит, минуя город, и вдобавок так они избавятся от городской стражи, которая не столько защищает граждан от грабителей, сколько набивается к последним в долю. Не будь Лаши на ее стороне, вряд ли бы ей удалось убедить остальных. Они, даже если и родились не в Каафе, давно стали горожанами, стратегия и тактика боевых и всяких иных действий не мыслилась ими вне узких петляющих улиц, глухих переулков и домов с плоскими крышами, а мощные городские стены внушали им, как самым законопослушным из обывателей, чувство защищенности. Но Дарда убедила их – и горожане вышли в пустыню, научились ездить верхом, и сменили ножи на мечи. Это оказалось не так трудно, как они себе представляли. И удача по-прежнему им сопутствовала.
Базировались они однако, как и раньше, в городе, и возвращались туда по одиночке, либо по двое-трое (к тому времени их было уже полтора десятка). Лошадей они оставляли у некоего Нисима, державшего постоялый двор на восточной дороге. Нисим, разумеется, был мошенник, получал свою долю, и был достаточно умен, чтобы понять – это выгоднее, чем единовременная награда за их головы, если он их выдаст. Кроме того, жена и дочь Нисима неплохо готовили.
Однажды Дарда, Лаши, Сови и Тамрук остановились там, чтобы пообедать. Стоял день, и было слишком жарко, чтобы возвращаться в Кааф. Они не вошли в дом, а расположились на глиняном возвышении под навесом, примыкавшем к боковой стене дома. У Нисима все было устроено по старинке, никаких столов и лавок в заводе не было. Постояльцы попроще сидели на земле, а для таких уважаемых гостей, как Лаши со товарищи, конечно, постелили ковер. Вынес Нисим белые лепешки, инжир и виноград, а также холодное пиво из погреба, и гости закусывали этим, в ожидании, пока будут готовы только что забитые цыплята. По виду грабители ничем не отличались от тех, кого они грабили, а если кто-то из путников, остановившихся у Нисима, и узнал их, то помалкивал.
Дарда сидела спиной к двору. Есть-пить с закрытым лицом было невозможно, а лицо это уж слишком бросалось в глаза. Она предпочитала соблюсти некоторые меры предосторожности. Но, видимо, этого было недостаточно. Чья-то тень упала на пеструю скатерть с лепешками, и Сови, сидевший напротив Дарды, потянулся к заткнутому за пояс кинжалу.
– Пусть добрые люди простят меня, что мешаю… но я искал вас. Особенно госпожу Паучиху.
Дарда подняла голову. Рядом стоял молодой человек в полосатом дорожном плаще и ветхой рубахе до колен. В такую жару ходить босиком и с непокрытой головой было невозможно. Поэтому голову его от жара спасал платок, а ноги – веревочные сандалии. За пояс рубахи был заткнут цеп. По цепу Дарда его и узнала.
Поглощенная своими нынешними занятиями, она уже дважды пропускала состязания. А этот малый всяко успел залечить ребро – прошло больше года.
Посох Дарды лежал рядом.
– Хочешь переиграть тот поединок? – сказала она. – Изволь.
– Нет, – легко ответил он. – Игра и есть игра. Все было честно.
Дарда взглянула на него с удивлением. Редкий его ровесник способен смириться с поражением, да еще публичным. Лаши, также узнавший прошлогоднего противника Паучихи, недоумевал.
– Так чего тебе надо? – спросил он.
– Я не первый день в Каафе. Прослышал про вас. Искал просить, чтобы вы меня приняли.
– Ну, малый, если б мы всякого принимали, кто к нам просится… – начал Сови.
