– Где твои родители, Дарда-с-посохом?
– Там, – она мотнула головой. Потом решила уточнить. – Они живут в Илае.
– О! – казалось, он был удивлен. – Не умерли, нет?
Она не ответила, не считая необходимым повторяться.
– Значит, ты сбежала от них?
– Нет. Они меня прогнали. – Эти слова она произнесла не без вызова.
– Плохо почитала их?
– Хорошо. Меня не за это прогнали.
Он хотел было спросить, но сам себе ответил: – Ах, да, убила, да… И куда ты идешь?
– Не знаю. – Раньше она бы ответила: в Кааф, но теперь не была в этом уверена.
– Я думал, в Кааф, на состязание. Удивился – не весна, не осень…
– Какое еще состязание?
– Не знаешь? Ваш обычай, ваша богиня. Девушки дерутся на палках, на мечах. Плохо дерутся, Хуже, чем ты.
– А ты сам разве не из Каафа?
– Я был в Каафе. Но я не из здесь. Далеко, не эта страна.
– Из Дельты? Или из Шамгари? – На этом ее познания о дальних странах заканчивались.
– Нет, совсем далеко. Идти, плыть на корабле, снова идти. Здесь никто не знает…
– Как ты сюда попал?
– Как ты примерно, можно так сказать.
В том, что ее собеседник запросто мог убить кого-то, Дарда не сомневалась. Но неужели из-за убийства так далеко убегают? Или он шутит так?
– А как тебя зовут?
Дарда не очень ждала, что он ответит, но он ответил. И пользы от этого не было никакой. То, что он произнес, напоминало помесь птичьего чириканья с рычанием. Первую половину имени она не могла воспроизвести даже приблизительно, со второй с разбега справилась.
– Фар-ран?
– Хваран, – поправил он. – Ильгок-хваран.
Она несколько раз повторила второе имя, не рискуя браться за "Ильгока", и наконец выговорила "хваран" довольно сносно.
– Так, – согласился он. – Только это не имя. Ильгок – имя. Хваран – это кто я есть…был.
– Как это?
– По вашему трудно сказать. Наставник – да? Учитель – тоже… но не все.
Дарда некоторое время молчала, усваивая услышанное. Ее ничему не учили, и тем паче не наставляли, но некий образ наставника в ее представлении имелся. Это был почтенный седой старец, который сидит где-нибудь в тени и вещает нечто мудрое внимающим ученикам. Перед ней был и впрямь человек преклонных лет, но то, как он поступал, как двигался, как разговаривал, никак не соответствовало образу учителя…
За единственным исключением.
– Ты учил драться?
– Не драться, нет. – Она не ожидала такого ответа. – Я учил искусству боя.
Искусство боя. Это звучало гораздо лучше, чем "драка" и даже "борьба".
– А меня ты бы мог научить? – вопрос был неожиданным для нее самой, и она почти не надеялась на согласие.
– Зачем тебе? Ты и так хорошо дерешься… если смотреть, как здесь…
– А если не как здесь? Если сражаться, как ты учил?
– Тогда плохо. Нужно много лет. Не выйдет хорошего…
Она не поняла последней фразы, возможно, он не слишком точно подбирал слова. Уточнила.
– Не выйдет – потому что я не мужчина?
– Не то… Были женщины, знали искусство. Я не учил, другие учили. Давно, не сейчас… Сколько тебе лет, девочка-колючий-куст?
– Не знаю. – Она и в самом деле не знала. Там, где она жила, такой мелочью, как подсчет возраста, себя не утруждали. – Может, двенадцать…
– Это много, – серьезно сказал Ильгок-хваран.
Дарда была озадачена. В селении говорили, что на воинскую службу принимают только взрослых… А для искусства боя, что же, нужны дети?
– Нужно рано, рано начинать. И много лет учиться, я сказал. Иначе нельзя. Поэтому девочек в ученье не отдают. Плохо для них. Семья – нет.
– У меня и так семьи нет. И мне все равно, сколько лет учиться! – сдавленно выкрикнула она.
– Мне не все равно. Много лет учиться, много лет мне. Плохо.
Он был прав. Наверное, он был прав. Дарда подбросила хворосту в огонь, золотые искры взлетели во тьму.
– И что ты будешь делать, Дарда? – спросил Ильгок-хваран.
– Жить. – А что она могла еще ответить?
– Не просишь дважды… Гордая, да? Это хорошо для мастера. Для ученика – нехорошо.
И снова она ничего не поняла. Прежде всего потому, что не знала слова "гордость". И какой смысл в том, чтобы просить дважды? Если тебе чего-то не дают, проси хоть дважды, хоть трижды – не дадут все равно.
– У нас говорят: "Трудно найти хорошего наставника. Хорошего ученика найти почти невозможно". – Ильгок вздохнул. – За что ты убила человека?
– Он грабил стадо… Он был разбойник.
– Чье стадо было?
– Отца.
– И он за то тебя прогнал?
– Он был в своем праве! – ощерилась Дарда.
– В ученики, девочка-колючий-куст, не берут тех, кто не почитает старших, и не служит родителям, пусть они не правы, нет? Не берут тех, у кого слабое тело и кости хрупкие. Не берут тех, кто говорит неправду. А еще тех, кто плохо поступал, убил, да? Кто вспыльчивый и грубый. А хуже всего – кто гордый! Ты к старшим почтительна. Ты сильная – иначе не прошла бы через горы одна. Ты правду сказала. А другое – нет. Много неправильно. Вот скажи мне – ты ученик хороший, плохой?
Из-за акцента и непонятных слов Дарда не всегда могла следить за ходом его мысли. Но основное она поняла.
– Плохой, – глухо произнесла она.
Ильгок повернулся и пристально посмотрел ей в лицо. Это было странно. Никто не смотрел ей в лицо, если только не хотел посмеяться. Ильгок не смеялся. Похожее выражение Дарда видела в глазах матери, когда та совала ей лишний кусок хлеба или зачиненное платье. Однако Самла при этом старалась отвернуться. Ильгок не отворачивался
– Хорошего ученика найти почти невозможно, – сказал он.
Дарде показалось, что голос его дрогнул. От жалости? Но кого он жалел – ее, вынужденную посохом и кулаками платить за уродство? Или себя – до старости лет не нашедшего хорошего ученика? У Дарды не доставало жизненного опыта, чтобы это определить.
– Ты признала, что плохая, ты смирилась – это хорошо. Я передам, что смогу из моего умения. Если ты сумеешь перенять. И помни – учителя почитают больше, чем родных! Если не смиришь себя совсем – не узнаешь, не получишь ничего!
Так началась для Дарды новая жизнь, и период ученичества. И первое время она сводилась к тому, что Ильгок ее нещадно бил. За месяц она приняла от него побоев больше, чем от отца за год. При том он вовсе не был на нее зол или разгневан. Постепенно до нее стало доходить, что таким образом хваран ее проверяет – не только ее выносливость, но и терпение: не выйдет ли она из себя, не попытается наброситься на него или, наоборот, убежать, Тут он мог быть спокоен – сдерживать свои чувства под градом ударов Дарда научилась давно. Но и хваран никак не выказывал собственных чувств, и Дарда так и не узнала, был ли он доволен или удивлен.
